Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в словах Эрики хоть и не было каких-то особенных убеждений, я вдруг понял, что Жеке надо правда написать или позвонить. В сети ее нет, значит, нужен второй вариант.
Как же долго длится этот чертов звонок… Или я просто устал стоять посреди ночи на балконе, или Женя издевается, не понимаю. Но почему она не может просто ответить, как и все остальные? А вдруг она со своим мужчиной рядом, как тогда выглядит со стороны мой звонок в ночи?
Наконец, гудки сменяются отсчетом времени разговора на экране моего смартфона. Срочно подношу его к уху, но голоса Жени пока не слышу.
— Жек?
Тяжелый вздох в трубке.
— Да.
— Все нормально?
— Да.
Не понял. Что у нее с голосом? Только проснулась или…
— Ты как себя чувствуешь?
— Что за вопросы?
Теперь явно ощущаю, что с ее голосом что-то не так.
— Жень? Что с тобой?
— Я была в больнице, Ян, — она тянет слова, словно ей тяжело говорить. — Очень устала.
— В больнице? Ты заболела?
— Операция.
Операция? Какая нафиг операция?
— Ты со своим режиссером? Он помогает тебе?
— Нннннет. Ян, я устала, правда. Очень плохо и нет сил разговаривать.
И я понимаю это даже без пояснений. От того, как она мне отвечает, все внутри сжимается. И почему этот долбанутый мужик сейчас не с ней? Совсем отбитый? Не знаю, что там за операция, но ей плохо! Ей, мать его, плохо! И она совсем одна в чужом городе.
— Номер квартиры, — спрашиваю, пока она не положила трубку.
— Отстань, Ян.
— Скажи мне номер квартиры!
— Сто семнадцать.
— Сейчас приеду, — чтобы не выслушивать претензии, отключаюсь, закрываю окно и выхожу с балкона.
Вернувшись в комнату, стараюсь потихоньку собираться, не мешая Кире спать. Натягиваю брюки и свитер, убираю телефон в карман и палюсь на поиске носков, скрипнув дверью шкафа.
— Ян? Ты что, одеваешься?
— Да. Ты спи, я уже ухожу.
— Куда ты уходишь? Первый час ночи.
— Надо помочь.
— Кому?
Резонный вопрос. Она ведь понимает, что вся моя семья в родном городе, а она сама и так уже рядом. Сложно представить, к кому я готов сорваться ночью, но…
— Кир, просто нужна моя помощь.
— Ей? — она безошибочно угадывает, и это короткое «ей» как будто бьет меня пощечиной.
— Прости. Но Жене реально нужна помощь. Ей сделали операцию, она одна в квартире, ей очень плохо и…
— Если действительно надо, поезжай, чего уж, — не желает выслушивать мои оправдания и отпускает. Наверное, ей тяжело это сделать — ночью отпустить меня к другой, но я не могу сейчас остаться в стороне. У меня просто нет другого выхода.
— Не обижайся только, — я быстро обхожу кровать и присаживаюсь на краешек, наклоняясь к лицу Киры. — Я бы не уехал, не будь это так важно. Спасибо, что понимаешь все, — наклоняюсь еще ниже и целую в лоб, но Кира быстро разворачивается спиной ко мне и пальцами сжимает подушку.
— Езжай, Ян, я буду спать.
Молча встаю и выхожу из комнаты. Знаю, что делаю все верно и не могу поступить иначе, но совершенно точно ощущаю свою вину перед Кирой. Просто не могу сейчас думать об этом.
По памяти гоню к дому Жени, не сильно обольщаясь красотой ночной Москвы. Мне не до этого. От мысли, что Жене плохо, я становлюсь только злее, что заставляет сильнее вжимать педаль в пол. И все равно это Москва, а не провинция, а добраться в другой район быстро не получается, хотя очень хочется. У Жени во дворе едва нахожу место, куда можно притиснуться, и почти сжимаю зубы, чтобы не бросить машину прямо так, без нормальной парковки. Закончив, хлопаю дверью и яростно нажимаю на ключ, несусь к подъезду и вдруг вижу, что перепутал. Следующий подъезд. Сплюнув и ругнувшись, перебегаю и нажимаю на домофоне один-один-семь.
— Ну же! Жека! — сам с собой разговариваю, обращаясь при этом к ней. — Ну где ты там!
Очень долго, почти вечность я жду, чтобы она просто открыла мне эту дурацкую дверь, а потом лечу по лестнице, не задумываясь, какой этаж. Едва не пробегаю нужный, но торможу, хватаясь за перила. Дверь 117. Мне сюда.
Сразу надавливаю на звонок и только потом соображаю, что можно и ручку дернуть. А дверь-то открыта. Видимо, Женя открыла сразу, когда подходила к домофону.
— Жек! — я прохожу в квартиру и оглядываюсь по сторонам. Свет из ванной узкой полоской падает на пол прихожей, и я, врубив освещение в прихожей, порываюсь в нужную сторону, но Женя выходит ко мне сама. Судя по всему, она умывалась, но это мало ей помогло. Поникший взгляд, темные круги под глазами, опущенные плечи и абсолютный бардак на голове.
А еще она держится рукой за стену.
— Женя… — голос изменяет мне, и я почти проглатываю ее имя вместо того, чтобы громко его произнести.
— Я жива. Нормально все, справлюсь. Ты же это хотел узнать?
Глава 13
— Ничего не нормально! Ты едва на ногах стоишь! — прошлепав нагло ботинками по ковру, обнимаю ее, позволяя ей облокотиться на меня, и сразу чувствую, что тело ее подводит. Ей действительно тяжело держаться, и она зачем-то храбрилась ради меня. — Сейчас, Жек.
Подхватив ее под коленями, поднимаю на руки и переношу в комнату, тут и невозможно запутаться в планировке однушки. Осторожно опускаю Женю на расстеленный диван, но хотя я обращаюсь с ней максимально нежно, слышу легкие протестные стоны.
— Женя… Что с тобой?
Схватив края одеяла, она прикрывает им живот и стискивает зубы.
— Я сделала аборт.
От этой новости меня едва не разрывает пополам внутри, и та самая тревога, что пульсировала по венам весь вечер, вдруг получает свое объяснение.
— Что?
— Аборт, Ян.
— От него? Он что, не захотел ребенка?
— Не захотел. Обвинил в том, что виновата я одна и пообещал выгнать из театра. А заодно рассказал, какое я дерьмо на сцене.
— Тварь.
— Это уже не имеет значения. Все уже сделано.
— Женька…
Не могу представить, какую боль она сейчас чувствует, но мне тоже больно. Нет, не физически, но внутри меня — боль. Вместе с ней. За нее. Так было раньше, например, когда после первой зимней сессии она слегла с бронхитом и не разрешала приезжать к ней в Москву. Я оставался дома и сходил с ума, как Эрика говорила, «разве что головой о стены не бился».
Наспех разувшись и скинув куртку,
