сразу сажусь рядом с ней и очень осторожно глажу ее щеку. А Женя, прикрыв глаза, пытается бороться со слезами. Я их не вижу, но уверен, что они есть внутри нее.

— Операция была тяжелой?

— Все прошло в штатном режиме. Мне так сказали. Но потом было очень плохо, а меня уже вечером выписали. Я даже за руль не смогла сесть.

— Хочешь, я завтра вечером пригоню к тебе машину? Скажи, откуда забрать.

— Ян, ты не должен…

— Тихо. Сам знаю, что я должен, а что нет. Таблетки какие-нибудь тебе надо пить?

— На тумбочке лежат.

— Принести воды?

— Я справлюсь, Ян. Езжай домой.

— Я побуду с тобой.

— Почему ты помогаешь мне? Я ведь бросила тебя. Мы теперь чужие.

— Ты бросила меня, это факт, — выдаю заученно. Уже привык говорить эту бесконечно ненавистную фразу. — Но чужими мы никогда не будем. Я обещал отцу, что буду помогать тебе всегда в знак памяти о его боевом товарище. И поверь, я сделаю, что смогу.

— Ян. А она знает? Поймет тебя? Ты ведь приехал ко мне посреди ночи.

— Я бы приехал, даже если бы весь мир был против, Жень. Лучше скажи, ты ела что-нибудь?

Вместо ответа только отрицательно мотает головой.

— Ну Жень, так нельзя. Может, хоть что-то поешь? Тебе и так тяжело, а ты еще голодом себя изводишь.

— Я не буду ничего готовить, — с ужасом заявляет она и сильнее закутывается в одеяло.

— И не надо. Да куда тебе готовить, с ума сошла? Я сейчас.

У нее в холодильнике не сильно весело, но хотя бы все еще живой йогурт находится. Налив воды в чашку, которую я сразу узнал в шкафу, потому что видел ее и раньше, прихватываю ложку для йогурта и возвращаюсь в комнату. Женя за это время успевает свернуться клубочком, как маленький котенок, но при этом не спит.

— Жек, надо потерпеть. Все будет нормально. Давай сейчас таблетку выпьешь и хоть что-то съешь.

И снова только недовольный стон.

— Ну Жека, так надо, — беру таблетки и чашку, заставляю девушку подняться и запить лекарство, а потом почти насильно усаживаю, продолжая упрашивать. Просто понимаю одно — если она не ела сегодня весь день, была на стрессе и лекарствах, завтра утром ее запросто может стошнить после такого. Протягиваю йогурт и ложку, но не замечаю желания брать это у меня.

— Женя. Поешь, пожалуйста, иначе завтра будет еще хуже. Ну что мне, кормить тебя с ложечки? Если надо, я справлюсь.

Хмыкнув, она забирает коробочку и отрывает этикетку, усиленно показывая, что делает все это только из-за меня. Впрочем, пофиг, главное только, чтобы она пошла на поправку, а не разболелась еще больше.

— Хочешь, я ему морду набью? — на этом моем предложении Женя чуть не давится своим ночным ужином.

— Для чего?

— Потому что эта скотина так поступил с тобой. Из-за него ты сейчас страдаешь, из-за него тебе пришлось избавляться от ребенка, рисковать здоровьем, рисковать собой. Да он чем вообще думал?

— Ты винишь меня? За то, что я сделала это.

— Тебя? Нет, — я опускаюсь ниже и укладываю подбородок на обнаженные колени Женьки, поднимая взгляд. Пожалуй, слишком интимно, но в эту ночь все иначе. — Никто не в праве тебя винить, ты сделала то, что казалось решением проблемы. Но мне жаль, что ты терпишь боль из-за него. Я бы хотел забрать себе твою боль, Женя.

— Не говори так!

— Нет, я буду так говорить!

— Почему вообще ты позвонил ночью?

— Я почувствовал, что-то случилось. Но не знал, у кого, позвонил родителям, Соне, Эрике, — приподнимаюсь и тут укладываюсь рядом, плечом касаясь ее бедра. — И уже Ри сказала, что я должен позвонить тебе. А я ведь думал, так уже не может быть. Но это все еще так, Жень.

— А Кира твоя знает, что ты у меня?

— Знает. Мы живем вместе.

Некая магия момента разбивается моими словами. Я живу с другой, и теперь Женя знает это.

— То есть… Ты прямо от нее поехал ко мне? Но Ян, так нельзя.

— Она очень хорошая, — отгоняю сомнения от себя самого и больше всего хочу, чтобы Женя прекратила этот разговор.

— Ты любишь ее? — по-моему, она предпочла бы услышать только утвердительный ответ на этот вопрос. Не должно быть полутонов, только «да», которое не оставит других вариантов.

— Я не готов бросаться такими громкими словами о любви. Но Кира правда очень хорошая.

— Тогда езжай к ней скорее, а со мной все будет нормально, — Женя убирает в сторону коробочку из-под йогурта и опять опускается на подушку. — Правда, Ян. Тебе пора. Спасибо, что приехал. Это… не знаю, как описать, насколько это важно.

— Я еще немного побуду с тобой, пока ты не заснешь, ладно?

— Тогда захлопнешь дверь, когда будешь выходить, — она устраивается поудобнее, а я опять сажусь рядом, медленно поглаживая ее взъерошенные волосы, дотрагиваясь до все еще напряженных плеч, поправляю одеяло и просто смотрю на нее.

Девочка с большой мечтой и большим сердцем. Сломленная, раздавленная этой жизнью, но все еще храбрая и самостоятельная. Даже после того, как поступила с ней ее же судьба. Мечты о театре превратились в острую боль, и мешки, залегшие под глазами, — то, что досталось ей вместо улыбки и счастья.

Жека… С ней не должно было этого сучиться. Только не с ней. Не с самой уверенной и целеустремленной девушкой, которая всегда твердо знала, чего хочет. Не с той, что заслуживает самой большой и крепкой любви на свете, а вместо этого страдает, сжимаясь в комок чувств на кровати съемной однушки в большом чужом городе.

Она права, я должен быть дома с другой, но при этом я совершенно точно чувствую, что мое место — здесь, рядом с ней. Нигде больше.

Сижу, пока не слышу мерного посапывания и не чувствую, как расслабленно она дышит во сне. Все-таки уснула. Еще раз, самый последний, проведя по ее волосам, усилием воли заставляю себя встать, обуться, натянуть куртку и выйти из квартиры, оставив ее. Хотя нет, так неправильно говорить, я ее никогда не оставлю. Никогда в этой дурацкой и неправильной жизни.

Глава 14

Женя

Я жива. Я все еще жива, хотя что-то внутри меня определенно оборвалось вчера. Весь вчерашний день — какая-то пелена, паутина из воспоминаний, которые я никогда не хотела бы повторить. Кроме рук Яна, гладящих по волосам на ночь.

Помню, как лежала на больничной койке после всего произошедшего и думала, что жизнь закончена. То, что я