Они проехали еще примерно полчаса. Ветви деревьев переплетались над изрезанной колеями дорогой, погружая салон кареты в таинственный сумрак. Сэр Гидеон по-прежнему молчал, вытянув ноги в проход, скрестив на груди руки, и его молчаливое магнетическое присутствие завораживало. Чариз понятия не имела, спит он или просто притворяется спящим.

Увы, Чариз знала, что выглядит так, словно ее протащили сквозь колючие кусты. Вчера она выглядела ужасно, и сутки, проведенные в пути, наверняка ухудшили ее внешний вид. Поскольку сэр Гидеон сменил одежду, мрачноватая элегантность вернулась к нему, и покрывавшая скулы темная щетина лишь подчеркивала его мужскую привлекательность, добавляя его точеным чертам небрежную лихость. Чариз закрыла глаза, запретив себе думать только о сэре Гидеоне. Но этот приказ было легче отдать, чем выполнить.

Сквозь боль от затекших мышц и туманящую ум усталость Чариз услышала оклик Талливера и почувствовала, что карета, вздрогнув, остановилась. Они проехали лес, и в окна светило предзакатное солнце.

Чариз высунула голову и посмотрела на кучера:

— Почему мы остановились, Талливер?

— Смотрите, мисс. — Он взмахнул рукой, в которой сжимал хлыст. — Пенрин.

Бросив взгляд на неподвижную фигуру Гидеона, Чариз, преодолевая сопротивление затекшего тела, неуклюже слезла на землю и повернула голову в направлении, в котором указывал Талливер.

И с первого взгляда она была очарована тем, что увидела.

Они находились на вершине невысокого холма. Позади остался лес, через который они только что проехали. Впереди, за пологим спуском, начинался обрыв, внизу простиралось море, темно-синее в неярком свете уходящего дня.

И частью этого неба, моря, пустынного пейзажа был дом, примостившийся на краю обрыва, выходивший фасадом на запад. Этому дому была не одна сотня лет. Обветшалый, он даже отсюда, издалека, манил к себе. Бледные стебли зимней травы дрожали, колеблемые ветром, дувшим с моря. Сложенный из желтого камня, он отсвечивал золотом в предзакатных лучах. Пенрин взывал к сердцу Чариз.

— У вас дух захватило, верно?

Чариз неохотно оторвала взгляд от дома и посмотрела на Гидеона. Он вышел из кареты и встал у нее за спиной. Он вырос в этом восхитительном месте. Неудивительно, что он был таким примечательным, таким не похожим на других. Чариз судорожно сглотнула. Совершенная красота этого дома вызвала в ней целую бурю эмоций.

— Он великолепен.

Гидеон подошел к ней и встал рядом. Чариз не считала себя женщиной очень маленького роста, но рядом с ним она чувствовала себя миниатюрной и хрупкой. Сердце ее екнуло. Она ничего не могла поделать с этой глупой реакцией организма на его близость.

— Да, так оно и есть.

Голос его звучал спокойно. Нарочито спокойно, как подумала Чариз. Несмотря на то что его выразительное лицо оставалось бесстрастным, она не могла не заметить напряженности во всей его худощавой фигуре.

— Я спрашивал себя, изменился ли он. Нет, не изменился.

Чариз нахмурилась, смущенная бурным водоворотом чувств и эмоций, угадывавшимся под нарочитой бесстрастностью. Казалось, он совсем не рад возвращению в отчий дом, который покинул много лет назад.

— Как вы могли вынести такую долгую разлуку с этим местом?

Лицо его потемнело от внезапно нахлынувших чувств. Глаза вспыхнули огнем, когда он встретился с ней взглядом. Это продолжалось не больше секунды. Потом он отвел глаза и снова устремил взгляд на дом.

— Как я мог решиться вернуться сюда? — пробормотал он.

— Вы говорите так, словно ненавидите этот дом, — потрясенная, произнесла Чариз.

Он покачал головой, и прядь черных волос, упала ему на лоб.

— Нет, я люблю его. Это усложняет ситуацию.

Сэр Гидеон стремительно обернулся и зашагал назад, к карете. Чариз смотрела ему вслед. Создавалось впечатление, что он не в силах больше смотреть на землю, доставшуюся ему по наследству. Чариз заметила, когда маска спала с его лица, и она увидела на нем тоску, от которой у нее защемило сердце.

Чариз все бы отдала за то, чтобы понять сэра Гидеона. Чтобы он счел ее достойной его доверия. Если бы она знала, как облегчить его страдания.

Но она для него чужая. Случайная гостья в его жизни. Она для него ничего не значит.

Чариз взглянула на Талливера, наблюдавшего эту сцену с обычной невозмутимостью. Возможно, с пониманием и, возможно, с жалостью.

Кого он жалел? Сэра Гидеона? Или трогательно влюбленную в него мисс Уотсон?

— Вы бы тоже вернулись в карету, мисс — мягко сказал он. — Нам еще осталось около мили пути.

Чариз, понурившись, поплелась следом за Гидеоном в карету. Талливер пустил лошадей в галоп. Гидеон смотрел в окно.

Небо уже окрасилось багрянцем, когда они въехали под выщербленный каменный свод на мощеный двор перед домом. При близком рассмотрении дом оказался сильно обветшавшим и запущенным. Однако сердце Чариз уже принадлежало этому дому. Дом ее очаровал, и ничто не могло разрушить эти чары. Ее чувство к дому было сродни тому чувству, которое она питала к его хозяину.

— Некоторые постройки сохранились с пятнадцатого века, но большая часть их принадлежит эпохе правления Елизаветы.

Эти слова были первыми, которые Гидеон произнес с того памятного момента, момента истины, на вершине холма.

— Он красивый.

Гидеон коротко и едко рассмеялся. В надвигавшихся сумерках она разглядела насмешку на его лице.

— Поверьте мне, вашему энтузиазму наступит конец, как только вы войдете внутрь и окажетесь в холоде и сырости. Постель будет влажной, ужин приготовлен кое-как, если нам вообще предстоит поужинать.

— Мне все равно.

Его цинизм не мог умалить ее влечения к этому дому. Древние камни дышали теплом. Этот дом когда-то любили, и его полюбят вновь. Он был стар и умел ждать.

Хоулком-Холл был холодной белой громадиной. Сточки зрения архитектуры — совершенным творением. Он был построен для маркизы Баркет в прошлом веке, когда семейство Фареллов все еще обладало деньгами и престижем. Она возненавидела этот дом сразу, как только приехала туда после того, как ее мать вышла замуж за покойного лорда Баркета. Да покарает Господь его жалкую душу.

Когда карета замедлила ход, двое слуг поспешили увести уставших коней. Четыре женщины торопливо выстроились вдоль стертых ступеней, которые вели к тяжелой парадной двери.

— Представление начинается, — уныло произнес Гидеон.

Он резко распахнул дверцу и спрыгнул еще до того, как карета окончательно остановилась.

Гидеон втянул воздух в легкие, сжавшиеся от гнева, природу которого он не мог понять. Он не ожидал, что возвращение в отчий дом вызовет в нем такую бурю эмоций. Но с первого взгляда на старый дом он разрывался между двумя желаниями — бежать отсюда куда глаза глядят и остаться здесь навсегда.