Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Симон сглотнул. Казалось, он уже чувствовал под ногами жар кострища и в это мгновение позавидовал Магдалене, которой запрещено было, как и всем женщинам, заходить в здание монастыря. До окончания допроса монахи посадили ее под замок в соседнем строении. Самому Симону лишь пару минут удалось поговорить с настоятелем с глазу на глаз, затем появились прочие члены совета.
— Любезные собратья… — начал настоятель дрожащим голосом.
Симон заметил, что вид у отца Мауруса был в отличие от предыдущей их встречи испуганный и даже растерянный. Рамбек беспокойно облизнул мясистые губы.
— Я собрал вас потому, что в рядах наших произошло убийство, столь ужасное и таинственное, что мне трудно подобрать слова…
— Дьявол! — перебил его келарь, толстый монах, тонзуру которого обрамляли лишь несколько жидких прядей, искусно уложенных на лысине. — Дьявол забрал этого женоподобного Виталиса и колдуна Виргилиуса заодно! Сколько раз я убеждал его прекратить эти дьявольские эксперименты. Вот сатана и прибрал его к рукам!
— Брат Экхарт, я запрещаю тебе говорить так о нашем собрате! — гневно перебил его настоятель. — Брат Виргилиус исчез, больше мы ничего не знаем. Кровь в его мастерской позволяет лишь заключить, что и его постигло несчастье. Господи, быть может, он мертв, как и Виталис…
Маурус Рамбек не договорил и крепко сомкнул губы. Он явно был взволнован.
— Нам следует ожидать худшего, Маурус, — пробормотал кантор и библиотекарь, сидевший на самом краю. Волосы у него были белоснежные, лицо избороздили глубокие морщины, что придавало ему сходство с высушенной сливой. — Разрушения указывают на то, что в доме шла ожесточенная борьба. Вот только по какой причине?
Он недоверчиво взглянул на маленького лекаря.
— Полагаю, самое время цирюльнику сообщить, что он увидел, — заговорил тощий приор, крючковатый нос и колючие глаза которого напоминали Симону орла.
«Орел, готовый ринуться на маленькую, парализованную страхом мышь на пшеничном поле, — пронеслась мысль в голове Форнвизера. — Хорошо, если этот Иеремия — лишь заместитель аббата».
— И вообще, кто сказал, что он никак не связан с этим происшествием? — продолжал приор. — Ведь брат Мартин и брат Якобус видели их на месте преступления. И другие монахи сообщили, что цирюльник еще вчера заходил к Виргилиусу. К нему и брату Йоханнесу! — добавил он грозно.
Пятеро монахов недоверчиво воззрились на Симона, казалось заглядывая в самую его душу. Лекарь снова почувствовал огонь под ногами.
— Прошу вас, позвольте мне объяснить, как все произошло, — начал он неуверенно. — Я… я все могу объяснить.
Когда настоятель благосклонно кивнул, Симон начал рассказывать. Он начал со вчерашней встречи с братом Йоханнесом, упомянул его спор с Виргилиусом и под конец достал запачканный кровью окуляр, который нашел в мастерской. Настоятель Рамбек принял его и показал остальным монахам.
— Эта вещь действительно принадлежит брату Йоханнесу, — произнес он задумчиво. — Цирюльник еще перед собранием поделился со мной своим предположением. И я после этого послал за Йоханнесом.
— И что же? — спросил старый библиотекарь.
Маурус Рамбек вздохнул.
— Он исчез.
— А может, просто собирает травы в лесу? — вмешался наставник.
Это был молодой еще человек с приятными чертами лица и живыми глазами, хоть и немного красными. Симон предположил, что он недавно плакал.
— Собирает травы ранним утром? Брат Йоханнес? — Келарь Экхарт злобно рассмеялся. — Тогда это первый раз, когда наш любезный собрат встал так рано. Обычно он собирает в полнолуние, да потом еще заливает это дело кружечкой-другой пива.
— В любом случае я отправил несколько человек из деревни, чтобы они разыскали его и задержали, — сказал настоятель. — Прежде чем я переговорю с ним, крайне нежелательно обременять этим происшествием земельного судью. Все вы знаете, что бы это означало.
Монахи молча покивали, и даже Симон мог представить себе, что последовало бы за приездом земельного судьи. В Шонгау тоже несколько лет назад приезжал на суд над ведьмой представитель курфюрста — вместе со свитой и шумливыми солдатами. Город после этого еще несколько месяцев терпел издержки.
— Речь идет об убийстве, Маурус, — предостерег приор и покачал головой. — Быть может, даже двойном, если Виргилиус не объявится.
Он пожал плечами, и взгляд его, как показалось Симону, выражал некое удовлетворение.
— Боюсь, судьи из Вайльхайма нам не избежать.
Лекарь подступил на шаг и прокашлялся.
— Прошу прощения, но возможно, что на совести брата Йоханнеса даже три человека.
Приор наморщил лоб.
— Как это понимать?
Симон нерешительно вынул отчет из сумки и передал совету. Затем, не вдаваясь в подробности, поделился своими соображениями насчет смерти послушника Келестина.
Воцарилось молчание.
Тишину в конце концов нарушил настоятель, лицо его стало мертвенно-бледным.
— Значит ли это, что брат Йоханнес убил сначала своего подручного Келестина, а потом Виталиса и, быть может, Виргилиуса? Но… но почему?
— Как будто мы сами не знаем! — прошипел брат Экхарт. Лысина его побагровела, и на ней вздулись тонкие вены. — Разве оба они не предавались то и дело богохульным экспериментам? Йоханнес и Виргилиус? Разве мы всего пару недель назад не запретили брату Йоханнесу изучать вещи, подвластные одному лишь Господу? А он все не унимается!
Он тяжело поднялся со стула и с такой силой врезал ладонью по столу, что монахи взглянули на него с испугом.
— Вот что произошло на самом деле: славный послушник Келестин попытался воспрепятствовать дьявольским промыслам своего учителя. И тогда Йоханнес просто убил его! Далее между двумя колдунами, Йоханнесом и Виргилиусом, разгорелся спор. Они метали друг в друга серу и огненные шары, пока Виргилиус не растворился наконец в дыму и не отправился в ад, а его подручный был сражен заклинанием противника!
— Вздор, — пробормотал молодой наставник. — Никто не может раствориться в дыму. Это следует объяснить как-то иначе.
— Вспомните об увечьях бедного Виталиса, помилуй Господи его душу, — заметил приор. — Они явно неестественного происхождения.
— Для этого их нужно осмотреть подробнее… — возразил было Симон.
Но старый библиотекарь перебил его, подняв кверху палец.
— В этой связи стоит упомянуть еще кое-что, — сказал он хриплым голосом. — Все вы знаете про этот автомат, столь любимый Виргилиусом. Эта жестяная мелодичная женщина.
— Очень надеюсь, что он поломан, — проворчал брат Экхарт. — Хоть в этом было бы просветление. Создание жизни доступно одному лишь Господу, но не человеку.
— Ну… все гораздо хуже, — продолжил нерешительно библиотекарь. — Добрые собратья Мартин и Якобус сообщили, что… ну, что автомат исчез.