— У меня нет хозяев.

— Но они будут.

Она объяснила ему, что делают, когда входят, что делают, когда выходят, и вообще, сказала она, он должен присматриваться к тому, что делают другие, и делать точно то же самое и так же.

Через несколько дней после этого разговора она разбудила его и сказал, что они должны распрощаться. Он должен уйти. Уйти в другую деревню. Ей кажется, что кто-то уже увидел его у нее. Она слышала голоса и шаги по снегу и не спала всю ночь. На прощанье она подшила на его большой куртке края рукавов, которые он сам отрезал, и помогла ему надеть ее, хотя он не нуждался в ее помощи. Потом дала ему наплечную сумку с едой на дорогу и сказала:

— Если бы попадешь в большую беду, можешь вернуться ко мне, но, если не сможешь добраться, иди в костел и обращайся к ксендзу.

Она посмотрела на него несколько секунд и добавила:

— Ты обаятельный мальчик, Юрек, ты вызываешь симпатию, и люди тебе помогут.

Он посмотрел на красивую женщину. Она не была похожа на бедную. Она показалась ему просто очень грустной и очень одинокой. «Неужели грустные и одинокие люди тоже помогают, не только бедняки и ксендзы?» — подумал Давид.

За те недели, что он жил в ее доме, он совсем выздоровел и очень окреп, даже поправился. В то утро, когда он покинул ее дом и вышел в заснеженный мир, он чувствовал себя не только здоровым и сильным, но и уверенным. Наконец-то он знал, что делать и как себя вести. С этого момента он был уже не Давид. Он был Юрек Станьяк. И он потрогал висевший на груди крест, чтобы удостовериться в этом.

Расстояния между деревнями в этих местах были небольшими, несколько километров. Через два-три часа ходьбы по снегу Юрек вошел в следующую деревню. На этот раз он не искал самую бедную избу на краю. Теперь он выбрал хозяйство, которое показалось ему достаточно большим и богатым, и постучал в дверь. Дверь открылась, и тепло жилья вырвалось из комнаты и окутало его лицо. Юрек Станьяк снял шапку и сказал звонким голосом:

— Хвала Иисусу Христу!

— Во веки веков, аминь, — ответили ему. И пригласили войти.

Семейство Врубель сидело за обеденным столом. Хозяин дома посмотрел на Юрека и знаком указал ему присоединиться к трапезе. Хозяйка подала ему тарелку жареной картошки с яйцом. Юрек не забыл уроки красивой женщины. Перед тем как приступить к еде, он старательно перекрестился. Обед проходил в полном молчании, слышались только чмокающие звуки и звон ложек о металлическую посуду. Юрек скосил глаза в тарелку сидевшего рядом светловолосого мальчика лет двенадцати и увидел в ней кусочки мяса.

Когда обед кончился, хозяин обратился к нему:

— Что тебя к нам привело, паренек?

— Я ищу работу.

— Как тебя зовут?

— Юрек Станьяк.

— Что ты умеешь делать?

— Все, что нужно.

— Из какой ты деревни?

Юрек пожал плечами.

— Как это ты не знаешь?

Юрек рассказал им о самолете, который пролетел на телегой родителей.

— Отец с матерью не отвечали. Они лежали неподвижно. И лошадей тоже поубивало. Сначала меня забрали в какую-то деревню, но там хозяин меня бил, поэтому я убежал оттуда. С тех пор я хожу по деревням и работаю. Но если меня бьют, я ухожу.

— Сиротка несчастная, — вздохнула женщина.

— Твои родители, наверно, были из тех, что хотели бежать на восток, когда началась война? — сказал хозяин.

Юрек кивнул.

— Может быть, — сказал он.

— Сиротка несчастная, — повторила хозяйка.

— Ну, что ж, можешь поработать у нас, — сказал хозяин. — Спать будешь в коровнике или в овчарне, а есть с нами.

Матеуш Врубель был большой, толстый человек. Его жена, напротив, — худой и сутуловатой, и ее морщинистое лицо и натруженные руки свидетельствовали о долгих годах тяжелого труда. За столом сидел также высокий молодой парень, их старший сын. Оба они, высокий парень и светловолосый мальчик рядом с Юреком, были очень похожи на мать.

С того дня Юрек начал жить в доме Врубелей. В первые недели он ухаживал за свиньями. Эта работа ему понравилась. Свиньи обычно получали еду в виде варева из грубой муки и картошки, и Юрек сам порой ел с ними это варево. Со временем ему поручили также кормить коров перед дойкой и задавать корм овцам, если этого не мог сделать кто-нибудь другой. Лошадьми в хозяйстве занимались только сам хозяин или его старший сын. Юрек боялся лошадей, но они ему очень нравились. Поэтому он при каждом удобном случае заходил в конюшню и смотрел на них с восхищением. Он даже пробовал подойти к ним и потрогать. Это не было простым любопытством. С тех пор как тот польский крестьянин вывез его из гетто на телеге, Юрек испытывал какую-то особую близость к лошадям. Большое теплое тело, которое быстро несло его тогда по дороге, его запах и прикосновение кожи, покрытой короткой нежной шерстью, глубоко врезались в его память. Франек, младший сын хозяина, заметил, что Юрек часто заходит в конюшню, и уловил его восхищенный взгляд. Однажды он спросил:

— Хочешь, я научу тебя ездить верхом?

— Да, — сказал Юрек.

— Я позову тебя, когда пойду купать лошадей, и тогда научу, — сказал Франек.

Однажды Матеуш заглянул посмотреть, как он работает, и удовлетворенно кивнул.

— Сколько тебе лет?

— Наверно, девять.

— Значит, если я тебя побью, ты уйдешь?

Юрек улыбнулся.

— Меня, когда мне было девять, тоже отправили работать в господском хозяйстве, и я приходил домой только по воскресеньям. Нас было в семье одиннадцать детей. Каждый раз, когда у отца с матерью рождался новый ребенок, нужно было освободить для него место в доме, и того, кому уже исполнилось девять, отсылали из дома на заработки.

Потом он рассказал Юреку, сколько коров, овец и лошадей у него было раньше, до того, как пришли немцы и почти всех забрали.

Все дни недели Матеуш оставался человеком спокойным и приятным. Он дружески похлопывал Юрека по плечу и любовно относился ко всем животным, не только к лошадям. Но по воскресеньям, возвращаясь домой пьяным, он сам превращался в злобное животное. Обычно это происходило после попоек в деревенском трактире. Тогда из дома вдруг вырывались громкие крики, треск разбиваемой посуды и хлопанье дверей. Если Виктор, их старший сын, был в это время дома, он защищал мать от отца, выталкивая пьяного родителя во двор. Во дворе пьяный Матеуш вымещал свою злобу на животных. Он пинал коров, выходивших после дойки, и загонял свиней в свинарник ударами в зад. А если ему удавалось поймать Франека или Юрека, он награждал их оплеухами, дергал за уши или тоже пинал, как коров. Но уже в понедельник он выходил из дому с виноватым лицом, небритый и неряшливо одетый, разыскивал Юрека и спрашивал его: