Пашка рассказал. Антон Бусько слушал его подбоченясь, Алина Ивановна перестала плакать, ее лицо мертвело с каждым Пашиным словом, пока не превратилось в маску ненависти.

– Они не вернут Машу, – сказала она. – Они убьют ее из мести.

– Перцев похитил вашу дочь? – дошло до Пашки. – Он же обещал мне сутки! Черт! И что он требует?

Тут его снова двинули в челюсть. На этот раз – один из подручных Бусько, удар которого Павел Петрович уже имел удовольствие оценить.

– Перестаньте, – попросил он, сплюнув кровь. – Я работаю на него, но он обещал подождать, пока я не найду доказательств, что его сына убили вы. И я не знал, что он возьмет в заложники ребенка.

Алина Ивановна снова заплакала.

– А он сделал это! – воскликнул ее муж. – Но я ничего не знал о Перцеве, про эту железную дорогу тоже понятия не имел! Мосты… Мы как-то шашлыки жарили у одного такого моста, помнишь?

– Да, Машенька еще маленькая была, – вспомнила Алина Ивановна.

Без сомнения, дочь была для нее всем, только страх за дочь мог заставить плакать эту черствую даму.

Тут Седов вспомнил, что Маша у четы Бусько единственная и родители умрут за нее. И убьют. А первого – Пашу.

Как и обычно, попадая в такие передряги, Седов – если на то находилось время – успевал подумать: «Единственный ребенок, ну и пусть»! Смерть помогла бы ему избежать нудного самоубийства с помощью алкоголя, подразумевающего цирроз печени, физическое разложение и моральную деградацию. С другой стороны, ему было противно умирать от рук каких-то чужих людей, не по своей воле. Недостойно это даже для такого жалкого неудачника, как рыжий сыщик Седов.

Поэтому он сказал:

– Перцев вернет вам дочь, если я смогу убедить его, что вы тут ни при чем.

Алина Ивановна выпрямилась, и все ее украшения вдруг сверкнули разом, как молния.

– Лучше отрубить этому рыжему башку и отослать в посылочке его хозяину!

– В этом случае Перцев решит, что вы признались в своем деянии, – парировал Пашка.

Бусько пребывал в задумчивости. Он походил по комнате туда-сюда и озвучил свое решение:

– Отпустите его, пусть идет и спасает мою дочь. Но, – теперь он обращался исключительно к Паше, – если с ней что-нибудь произойдет, то я уничтожу и тебя, и твоего хозяина, и всех его родных. У него остались еще дети?

– Пятеро, – сдал всех скопом Седов.

Бусько скривился от злобы.

Седова высадили из «мерседеса» у въезда в Гродин, как можно дальше от промзоны. Он сам попросил привезти его сюда, потому что надеялся ускользнуть от возможного наблюдения, прогулявшись через лес.

В лесочке Пашка первым делом позвонил человеку-паровозу.

– Вы что же это натворили? – зашипел он в трубку, наконец-то позволив себе разозлиться. – Вы мне сутки дали, а сами девочку похитили?! Это же безумие, уголовщина! Вам в тюрьму очень надо?

– Перестань говорить со мной таким тоном, мальчишка! – вспыхнул в ответ Никита Львович. – Я точно знаю, что это они сделали, все сходится. Пусть признаются в убийстве моего сына! К тому же ты сам меня к ним привел!

– Это была версия! Вы наняли меня и теперь должны доверять, ясно?

Сыщик почти орал на человека, годящегося ему в отцы:

– Отвезите Машу в целости и сохранности туда, где взяли! Самолично!

– Пошел ты!..

Никита Львович прервал разговор. Пашка, ругнувшись в сторону, перезвонил ему:

– Где она?

– В гродинской квартире.

– Я буду через полчаса. Куда ехать?…

Оказалось, что гродинской квартирой Перцева был дом. Называя его квартирой, Перцев подразумевал нечто вроде «штаб-квартиры» или даже резиденции, как принято говорить в голливудском кино про шпионов.

Паша почти не удивился, узнав в доме Перцева здание вокзала той самой Малогрязнушкинской железной дороги, построенное вместе с дорогой в 1916 году.

После того как дорога была заброшена, вокзал был экспроприирован у акционерного общества владельцев дороги и приспособлен к нуждам послевоенного времени – в него заселили людей, потерявших жилье в Гражданскую войну.

Жильцы некогда весьма достойного здания, ясное дело, плевать хотели на историю каменной коробки, в которую их вселило новое правительство. Они обживались, переустраивая норки под свои бытовые потребности – закладывали кирпичом огромные окна, у которых больше никогда не остановится паровоз, отбивали лепнину с потолков, боясь, что она будет валиться им на голову, выкорчевывали гранитные плиты пола или накрывали их более дружественными к босой человеческой ступне деревянными досками.

Клумбы, некогда украшавшие площадь вокруг вокзала, жильцы порезали на огородики. Над огородиками протянулись нити бельевых веревок, на которых развевались на ветру подштанники и серые простыни пролетариев.

Быт поглотил прогресс окончательно.

К площади, на которой стоял старый вокзал, вела узкая извилистая улица Казачья, признанная самой аварийной во всем городе. Паша преодолел ее на такси с легким мандражом в коленях, возникавшим всякий раз, когда навстречу машине выскакивал из-за поворота какой-нибудь лихач.

Приехав к старому дому, построенному из крупных блоков ракушечника, Седов с удовольствием рассмотрел когда-то респектабельный фасад. Пашке очень понравилось здание А, видно, оттого, что его несколько раз хорошенько стукнули по голове, он вдруг увидел черно-белую картинку из документальной съемки. Откуда ни возьмись появилась железнодорожная платформа, по ней ходили люди, одетые по моде начала XX века, и прямо на Пашу мчался черный грохочущий паровоз.

Седов фыркнул, мотнул своей больной головой – видение исчезло. Он позвонил в калитку.

Перцев вышел к нему, предложил покурить и посидеть на веранде.

– Я целый день в доме, – пояснил он. – Уже задыхаюсь.

– Девушка в порядке?

– Я что – педофил? – возмутился многодетный отец. – Чего с ней сделается в моей квартире? Ее охраняет человек.

– Он вооружен? – спросил Пашка, сам не зная почему.

– Конечно!

Работодатель пожелал узнать, почему Паша так уверен, что Бусько не убивал его сына. Паша рассказал все, как ему представлялось.

– Ты должен отдать им дочь и не высовываться из дому до тех пор, пока они не уедут из страны. И свои планы отложить.

– Мы уже на «ты» перешли? – спросил Перцев. – Ладно, так будет лучше. Но…

Вдруг дверь дома распахнулась и на ступеньки веранды выскочила невысокая полненькая девушка лет пятнадцати, в руках у нее был пистолет.

– Давайте ключи от машины! – закричала она, направляя оружие на Перцева и Пашу.