— Бегите! — крикнула Люба своим соратникам, а сама ринулась в атаку.

Она летела на сверхсветовой скорости, её алая аура пылала, но Бесстрахова уже поднырнула под руку Любы, провела захват, потом кастанула заклятие прямо Любе в сердце…

Внутри Любы все перевернулось, сама её душа взвыла от ужаса, сердце у неё обратилось в дрожащий кусок льда. То была реверс-магия Бесстраховых, ибо Бесстраховы умели как придавать бесстрашия себе, так и нагонять ужас на других.

И Люба вдруг ощутила себя слабой, маленькой девочкой, беспомощной и беззащитной…

Бесстрахова воспользовалась этим, она провела бросок, швырнув Любу оземь и переломав ей все ребра. Потом она начала избивать Любу коваными сапогами по лицу, осколки острых Любиных зубов полетели фейрверком во все стороны…

Краем глаза Люба видела, как Дженнет убила девушку из клана Шамановых, свернув несчастной шею. Бархадо повалила на землю Петю одним ударом в живот. Это было просто избиение щенят.

— Я сдаюсь! Сдаюсь! — орал Пушкин, все еще державший на руках Таню.

Вот дурак. Лейб-Стражницы пленных не берут. Разве что по прямому приказу Государя. Но Люба сильно сомневалась, что самозванец на троне приказывал стражницам брать Пушкина живым или вообще хотя бы знал про существование этого нищего баронета…

— Стойте! Остановитесь! — неожиданно проорал визгливый мужской голос.

Лейб-Стражницы действительно замерли, все их враги, кроме стоявшего столбом Пушкина, уже валялись на траве в разной степени раскуроченности.

К Бесстраховой тем временем подошёл длинный мужичок — с некрасивым простецким лицом, с руками разной длинны, да еще и одетый, как холоп… Люба, конечно, узнала Царя из другого мира — того самого, которого достали из Нагибина, Люба его видела в лаборатории алхимика.

— Ты тут не командуешь! — заорала на Царя Бесстрахова, — Пошёл прочь, холоп!

От злости Бесстрахова еще раз припечтала Любе сапогом в лицо, Люба уже почти ничего не видела от залившей её лицо крови. Носа у неё больше не было, как и одного глаза.

— Слышь, я Царь вообще-то, — с неудовольствием заметил Царь, — Так что следи за языком.

— Царь у нас один — Павел Стальной, — выплюнула ответ Бесстрахова, — А ты просто псих.

— Хе-хе, — Царь захихикал, — Может и так. Может и так. НО! Я по крайней мере не одеваюсь, как блядь…

— Чего? — Бесстрахова уставилась на Царя.

— Я говорю — девки так одеваться не должны, — Царь указал на подчеркивающее все формы одеяние Бесстраховой, — Вот в моём родном мире все девки носят платки и юбки. А вот это вот — это ж срамота!

— Псих, конченый псих… — Бесстрахова смотрела на Царя с опаской, — Пошёл вон отсюда. Мне сказали, что ты наш союзник, но если будешь лезть — клянусь, я тебе башку снесу.

Люба все еще не могла воевать — заклятие Бесстраховой сделало её слабой и парализовало ужасом. Но с появлением Царя появилась и надежда. Вообще, судя по словам Бесстраховой, Царь был за самозванца… Вот только Люба достаточно слышала про Царя, чтобы понимать, что ждать от этого сумасшедшего можно чего угодно, он был непредсказуем.

— Ну попробуй — снеси! — неожиданно дерзко предложил Царь, уткнув руки в боки.

— Пошёл вон… — прорычала Бесстрахова.

Пушкин попытался воспользоваться замешательством и сбежать с Таней на руках, но негритянка Бархадо повалила его на траву подсечкой. Таня выпала из рук Пушкина и закричала от боли, лицо раненой девушки было мокрым от слез…

— Как хочешь, подонок, — процедила Царю Бесстрахова, а потом одним заряженным ударом ребра ладони действительно откорнала Рюриковичу голову, как топором.

Голова улетела к стенам Петропавловки, из шеи Царя забил фонтан крови…

Люба глазам своим не верила, точнее, одному глазу, ибо её левый был выбит. В любом случае такой глупой и бессмысленной смерти она еще ни разу не видела. Дразнить Лейб-Стражниц — это все равно, что лезть в клетку к медведям или львам в зоопарке.

Но что-то было не так, Царь не падал, его обезглавленное тело продолжало твердо стоять на ногах. А уже через мгновение на месте отрубленной у Царя выросла другая голова — точно такая же, как прежняя, даже холопская шапка на макушке была на месте.

— Ха-ха! — загоготала свежая голова Царя, — И как тебе такое, м?

— Циркач сраный… — выругалась Бесстрахова.

— Да нет, просто в моём родном мире мне рубили голову трижды, — назидательно сообщил Царь, — Так что мне пришлось научиться кое-каким фокусам, чтобы оставаться в живых во время подобных процедурок. НО! Если ты все еще хочешь меня убить…

— Хочу и убью! — завизжала Бесстрахова и ринулась на Царя, забыв даже про Любу.

Царь проткнул Бесстрахову одним пальцем, вокруг которого металась какая-то аура совершенно непонятного цвета, как будто состоявшая из мелких частиц.

Палец Царя вдруг стал длинным за одно мгновение, он вошёл Бесстраховой в грудь в район сердца, а вышел из спины девушки.

Насаженная на этот палец, как бабочка на иголку, Бесстрахова вскрикнула, а потом навеки замолчала. Царь вынул из девушки палец — бездыханный труп Бесстраховой упал на землю.

Наложенное на Любу заклинание тут же рассеялось, как только сдохла Бесстрахова. Люба вскочила на ноги, её раны уже регенерировали…

Бархадо и Дженнет переглянулись, судя по всему, девушки уже собирались атаковать Царя, но тот поднял вверх свой палец, который все еще был длиной в полметра.

— Да это мой палец! — провозгласил Царь, — А теперь представьте, какой длины у меня член! Хотя ладно… Сейчас не об этом. Ну вот что, барышни, я на вашей стороне, так что нечего на меня так глядеть. А что касается вашей мертвой подружки — так нужно было говорить со мной почтительно. Разве это так трудно? Разве вас не учат при дворе хорошим манерам, леший меня побери? А сейчас давайте повеселимся. Отойдите в сторонку, барышни. Смотрите, чё я умею…

Царь воздел руки, от него во все стороны полетела тёмная и невидимая волна неизвестной магии.

О нет. Вот только не это.

Люба отлично понимала, что делает сейчас Царь, она догадалась. Она уже такое видела — в лаборатории алхимика. Царь берет под контроль. А брать под контроль он может всех, кто когда-либо ел Слизевик Соловьева…

Пушкин и Петя встали на ноги. Страха на лице уже ни у кого из них не было.

Еще к магам наконец-то добежал перс-слуга Пети, запыхавшийся и размахивавший аж двумя огромными турецкими револьверами.

— Убейте её! — провозгласил Царь, ткнув своих сверхдлинным пальцем в Любу.

Потом Царь изволил подмигнуть Лейб-Стражницам:

— Вот это будет веселье, барышни! А не та скукота, которую тут хотела устроить ваша командирша, мать её так!

— Я не