Безжалостно объяснив себе, что вообще-то Александр ей ничего не обещал, поэтому ничего не должен, и она здесь всего лишь его пациентка, а никак не невеста и даже не подруга, Оксана убедила себя спокойно отнестись ко всему услышанному и сделать вид, что ее это абсолютно не касается. Встав и изобразив на лице «американскую улыбку», она направилась в столовую.

Там никого не было. На столе стоял чайник и лежали бутерброды с сыром. Оксана посмотрела на них и не ощутила желания позавтракать, хотя еще пять минут назад была голодна. Вот чего ей сейчас больше всего хотелось, так это спрятаться где-нибудь и спокойно пережить нахлынувшую тоску. Она развернулась и вышла в сад.

Сад Кузнецовых был чудом ландшафтного дизайна. Совсем не большой, всего соток двадцать, участок земли представлял собой целую экосистему. Здесь было маленькое, метра четыре в диаметре, декоративное озеро, наполненное чистой прозрачной водой, в которой плавали золотые рыбки. Берега озера были выложены камнями, между ними пестрели мелкие цветочки с голубыми неоновыми сердцевинками. В озеро впадал ручеек – он брал начало на вершине альпийской горки и с тихим звоном живописно стекал по замысловатому руслу, петлявшему между клумбами с экзотическими цветами.

На одной из клумб была собрана целая коллекция разноцветных «анютиных глазок». Видимо, это были любимые цветы Галины, потому что рядом стояла красивая резная скамейка. На эту скамеечку и села очарованная Оксана.

Рассматривая каждый цветок по отдельности и всю клумбу в целом, она чувствовала, как силы возвращаются в тело, как серая пыль выметается из души радужным веником и многозвучие жизни сливается в музыку. Сердце отогрелось, и снова стало хорошо и спокойно.

– Вот ты где! – услышала она за спиной голос Александра. – А я тебя везде ищу!

– А я вот здесь греюсь на солнышке, – улыбнулась Оксана, – цветами любуюсь. Это Галина здесь такую красоту создала?

– Не только. Все приложили свое умение понемногу. Скамейка, заборчик – это Владимир, цветы – это Маша с Дашей, а вон, видишь… – Александр показал рукой на небольшую пещеру в альпийской горке.

– Ой! – воскликнула Оксана. – Это что, гномы?

– Ага. Вовка из глины вылепил, потом долго фигурки на костре обжигал, а потом раскрасил. Но все равно решили их от дождя упрятать, чтобы точно не рассыпались. А Галина это все проектировала, придумывала, рисовала.

– Да, творческая семейка! – восхищенно сказала Оксана. – Бывает же такое!

– Бывает! – покивал Александр. – Кстати, о творчестве: ты что, правда этот стих вот прямо у меня на глазах сочинила?

– Правда, – пожала плечами Оксана, делая вид, что для нее это обычное занятие и ничего особенного в этом нет.

Конечно, она лукавила, понимая, что обладает незаурядными поэтическими способностями и для других людей они являются таким же чудом, как для нее способность Галины выразить свое настроение в рисунке, платье или дизайне сада.

– Просто не верится, ты уж извини, – развел руками Александр.

– Ну, ты не думай, что я вот так вот с ходу могу любой стих придумать, – уточнила Оксана, – некоторые приходится по полчаса сочинять.

– Полчаса? – Александр расхохотался. – Ты считаешь, что полчаса – это огромный срок для сочинения стиха?

– Ну, смотря какого стиха! – Оксана резко посерьезнела. Ей вдруг стало неприятно это лукавство, в котором сквозь пренебрежение своим талантом просвечивали хвастовство и самодовольство. – Ну, я на самом деле умею сочинять стихи, – со спокойной гордостью сказала она. – Как-то научилась еще в детстве и сейчас умею. Конечно, я много тренировалась быстро находить рифмы, и конечно, у меня есть от Бога этот талант. Поэтому здесь нет ничего удивительного, но если хочешь – восхищайся!

– Восхищаюсь! – просто сказал Александр. – И жалею, что у меня этого таланта нет.

– А ты пробовал?

– Что?

– Сочинять стихи.

– Нет.

– Тогда откуда ты знаешь, что нет таланта?

Александр пожал плечами:

– Ну, если бы был, то, наверное, уже проявился бы.

– Как бы он проявился, если ты не пробовал его проявлять? Вот как я, например, обнаружила, что у меня он есть? Однажды в детстве я услышала пушкинское Лукоморье. Подошла к маме и спросила: «Мама, почему, когда я говорю, нет таких повторяющихся окончаний и слова не выстраиваются в как бы песенку?»

Мама тогда долго хохотала, а потом рассказала об этом папе. Тогда папа объяснил мне, что такое рифма и что такое размер стиха. И мы стали с ним играть в сочинялки. Ну, например, идем по улице, он мне говорит: «Вот идет трамвай усатый». А я ему должна быстро ответить в ритм и в рифму. Я говорю: «В нем едет котик полосатый».

Вроде бы здорово получилось, но папа говорит: «Рифма правильная, а размер не очень». Я начинаю искать правильный размер. Нахожу вариант: «Едет котик полосатый». Но тогда теряется смысл: непонятно, куда и на чем едет котик. Тогда папа говорит следующую строчку: «На трамвае в гости к маме». И я над последней строчкой битый час мучилась. То смысла нет, то размера, то рифмы. Наконец выдала: «Есть сметану с пирожками». Папа сказал, что рифма не идеальная, но сойдет для первого раза. И мы с ним таких бестолковых стишков насочиняли миллион – Чуковский отдыхает. Например:

Ах, засоня бегемотик,

Отлежал себе животик,

Спал на травке целый день —

Шевелиться было лень.

Прилетала стрекоза,

Чтобы он открыл глаза,

И кузнечик стрекотал,

Чтобы бегемотик встал,

Даже дождик с неба лил,

Чтобы он глаза открыл.

Только не проснулся он —

Он смотрел прекрасный сон.

Оксана улыбнулась, вспоминая, как папа придумал первую строчку, когда она, маленькая, ни в какую не хотела вылезать из-под одеяла и отрывать голову от подушки. Но на любимую игру ее сознание отозвалось сразу же. Еще не проснувшись, она с ходу выдала вторую строчку. Первое четверостишие у них сложилось быстро, а вот продолжение стиха они скрупулезно и вдумчиво сочиняли уже за завтраком.

– И у меня рифмоплетная мышца в мозгу натренировалась, – продолжила рассказ Оксана. – А потом, когда возникла необходимость как-то выражать свои чувства, которые клокотали в душе, я уже спокойно находила им поэтические формы.

– И много таких поэтических форм ты насочиняла? – улыбнулся Александр.

– Не знаю, – Оксана пожала плечами, – я не считала.

– Как? Разве они не записаны в какой-нибудь тетрадке?

– Ну, кое-что записано где-то в дневниках, а что-то безвозвратно растворилось в океане смыслов и слов.

– Да ты что! – вознегодовал Александр. – Это, может быть, национальное достояние! А ты его «растворила»!