– Ой! Ну я тебя умоляю! – засмеялась Оксана. – Какое такое достояние? Кому оно нужно, кроме меня в отдельные моменты моей жизни? К тому же оно никуда не делось. Вот оно все здесь. – Оксана раскинула руки, обводя взглядом прекрасный сад. – В любой момент я могу снова взять это и зарифмовать, если на то будет нужда. Или кто-нибудь другой зарифмует. А зачем это хранить на бумаге?

– Тебя послушать, так книги Пушкина, Есенина и других поэтов – это все пустое?

– Нет, это не пустое! – возразила Оксана. – Это учебники, как надо сочинять стихи. А учебники – это вещь необходимая. Но в мире столько книг, которые можно было бы и не издавать! – Оксана пожала плечами и, закрыв глаза на несколько секунд, выдала четверостишие:

Привыкли жить во мраке,

Ходить в своих веригах.

Любовь хороним в браке,

Стихи хороним в книгах.

– Ого! – обалдел Александр. – Это ты опять сейчас придумала?

– Нет. Это я еще в школе учительнице по литературе посвятила.

– Слушай, а почитай еще что-нибудь из своего. Оксана задумалась, вспоминая.

– Ты знаешь, а ведь у меня стихов не так уж много, я бы даже сказала – мало. Я их сочиняла только тогда, когда не могла не сочинять. Поэтому у каждого стиха есть история, без которой его читать нет смысла.

– Ну, тогда давай читай вместе с историями! – не отступался Александр.

Оксана улыбнулась кому-то невидимому, как будто поздоровалась с возникшим воспоминанием, и начала медленно, нараспев читать:

Не болит душа от беды чужой,

Со своей тоской совладаю я.

Позабыл меня и ушел с другой,

И пустой, как сон, стала жизнь моя.

По щекам бегут слезы жгучие,

Не поймет никто грусть-печаль мою.

Лишь меня любовь моя мучает,

Я сама ее и убью.

Я пойду в тот лес, где любовь жила,

А теперь – печаль да разлуки зло;

Там, где пел щегол да сирень цвела,

Обгорело все да повымерзло.

В ночи мглу уйду, прямо на восток,

Наберу травы, той, что надобно:

Позабудь-трава – золотой цветок,

Разлюби-трава – черна ягода.

В ночь безлунную наберу травы,

Заварю зельё терпкой горечи:

Позабудь-трава слезы высушит,

Разлюби-трава душу вылечит.

И в последний раз вспомнив дивный взгляд,

Его волосы непослушные,

Поднесу к губам этот страшный яд

Безразличья и равнодушия.

– Боже, какой кошмар! – выдохнул Александр после небольшой паузы.

– Что, плохие стихи? – в шутку огорчилась Оксана.

– Нет. Стихи как раз хорошие. Состояние ужасное в них описывается.

– Так ведь для того они и были нужны, чтобы это самое состояние локализовать, выразить и тем самым вытащить из себя. Конечно, я ни по каким лесам не бегала и никаких отрав не пила. У меня даже и мыслей таких не было.

– И кто же виновник таких женских страданий? – осторожно спросил Александр.

– Разумеется, мужчина. – Оксана засмеялась. – Такая была романтическая история! У нас в институте был один парень… Красавец! – Она окинула взглядом Александра. – Ну, типа тебя.

– Спасибо, – смущенно улыбнулся Александр.

– Да пожалуйста! Так вот… Меня подружки предупреждали, что он девушек меняет как перчатки. Но я была так им очарована, что решила: «Я буду его последней перчаткой!» И что ты думаешь?

– Что? – Александр слушал с большим вниманием.

– Он действительно заметил меня и даже начал ухаживать. Пригласил в кино. Ну, я, разумеется, сразу же согласилась. Ровно неделю продолжался этот «роман». – Оксана усмехнулась.

– А потом?

– Ну, я же хотела стать последней «перчаткой». Через неделю он действительно встретил девушку, с которой остался очень надолго. Не знаю, может быть, они даже поженились.

– Значит, – Александр тоже усмехнулся, – твое желание сбылось?

– Ну а как же могло быть иначе? – Оксана развела руками. – Просто я неправильно его сформулировала. Но, ты знаешь… – Она мечтательно подняла глаза к небу. – Я не жалею. Конечно, было тоскливо, как будто навалилась мгла. Но это была не настоящая мгла, а темнота, как после яркой вспышки, словно я на несколько секунд лишилась зрения. Прошло время, от темноты остались только стихи, а от вспышки – «фотография» одной из счастливых недель моей жизни.

Александр слушал и, немного виновато улыбаясь, вспоминал что-то свое.

– А вот еще одно стихотворение из того же периода жизни, – вывела его из задумчивости Оксана. – Я потом начала играть роль этакой бесчувственной, холодной, безразличной ко всем мужчинам женщины:

Отогревая душу льдинки,

Вы убиваете ее.

Мое кокетство и ужимки —

Всего лишь светское вранье,

Всего лишь самооборона.

Мечтая только об одном,

Простая белая ворона

Летит с поломанным крылом.

Не трогайте! И не пытайтесь гладить —

От этой ласки в сотню раз больней.

Не объясняйте мне, чего вдруг ради

Ухаживать вам вздумалось за ней.

Ну, вот уже вода, привычные слезинки.

Уйдите же! Нельзя нам быть вдвоем.

Я не скажу вам «да», не грейте душу льдинки —

Вы этим убиваете ее.

Или вот еще:

Нет, нет! Не надо, не люби меня.

Пока не поздно, поджигай мосты.

Твоей любви боюсь я как огня.

Не за себя боюсь – боюсь, что ты,

Увидев блеск в глазах моих, пойдешь

Усталым путником на свет в ночи.

Чего ты ищешь? Знай же: не найдешь.

Так гибнет мотылек в огне свечи.

Так бьются птицы в небе о маяк,

Взметнувшись по манящему лучу.

В глазах моих все та же западня.

Я твоей боли, слышишь, не хочу!

Или вот:

Вот и все, и не поймешь,

То ли это сказка, то ли вправду было.

Я не жду, но если ты придешь,

Я тебе скажу, что я тебя любила.

Да, таким, каков ты есть —

Из греха и ветра весь,

Из моей мечты и песен соткан.