– Молодец, готова! Выглядишь чудесно. Удачи на контрольной.

Чарли закидывает на плечо сумку и бегло окидывает взглядом кухонный стол.

– Зачетная попытка, но кекс с фиг… булгуром не возьму, даже не проси. – Она засовывает банан и батончик мюсли в боковой карман рюкзака. На улице опять гудит клаксон – к этому времени Эффи уже наверняка выглядывает в окно. – Мерзкий день!

Чарли вылетает за дверь, оставляя за собой наэлектризованный воздух и хаос в коридоре между ванной комнатой и ее спальней.

Я успеваю поймать дверную сетку и помахать Саше: ее лица не видно из-за ярких солнечных бликов на стекле знакомого синего минивэна. Стекло абсолютно черное. Я даже не вижу, машет ли она мне в ответ.

Но это ведь не значит, что теперь я должна подбежать, проверить, не истекает ли она кровью на земле под машиной или за дубом, куда ее выкинул злобный маньяк. Что сейчас за рулем сидит мой монстр (а в багажнике – все украденные совки Эффи) и ждет не дождется, когда повезет мою огнедышащую дочь прямиком в ад.

Я захлопываю дверь и прижимаюсь спиной к гладкому прохладному дереву. Глубокий вдох. Спокойно: наверняка и другие мамы испытывают неконтролируемые приступы страха, когда речь заходит об их детях.

Я заворачиваю в пленку отвергнутый дочкой кусок кекса, щедро намазанного клубничным крем-сыром, и убираю его в холодильник. Может, съем на обед. Затем споласкиваю чашку из-под кофе и ставлю ее сушиться.

Следующие десять минут тишину в доме нарушает только беспорядочный стрекот швейной машинки. Я нажимаю ногой на педаль. Пальцами кручу атласную ткань. Стоп. Пуск. Стоп. Пуск. Привычный звук моего счастливого детства.

Уютный милый звук. Не то что скрежет пилы по костям.

Увы, разум мой двигается отнюдь не аккуратными стежками. Он скачет туда-сюда между местами, где убийца сажал для меня рудбекии. А стоит глазам на долю секунды закрыться, как иголка начинает метаться зигзагом вслед за мыслями.

Ко дну ящика для овощей приклеен скотчем список, который я составила пару дней назад. Близкая дружба с мисс Эффи не прошла для меня бесследно.

Через сорок пять минут я уже жму на другую педаль – моего «Джипа».

Спустя много лет после нашей ссоры я возвращалась на это место. Снова и снова. Вероятно, в надежде, что когда-нибудь Лидия тоже вернется.

А потом перестала.

Здесь все изменилось – и осталось прежним. Утки плавают по дрожащему стеклу пруда. Бесцельно. Ждут, когда прохожие бросят в воду первую хлебную корку.

У дороги стоит одна-одинешенька моя машина. Мы с Лидией приезжали сюда на автобусе: садились на Хемпхилле, выходили на Седьмой Западной.

Я бесшумно ступаю по земле. Примерно на этом месте я обычно начинала бежать.

Лидия без конца болтала и смеялась, пока мы шли по этой тропинке. Рассказывала, какую книжку прихватила в библиотеке (вместе со старым папиным охотничьим одеялом и банкой уже теплого «Доктора Пеппера»).

«Невыносимая легкость бытия».

«Диана: правдивая история».

Легкий ветерок колышет все вокруг. Еще не все листья на каркасах и пеканах определились со своей судьбой. Уже зима или пока нет? Когда мы с Лидией тут гуляли, листва была густая и зеленая. Деревья, словно футболисты, вставшие в узкий кружок, отбрасывали на землю плотную тень. Наверное, только южанин способен оценить темную заповедную прохладу таких рощиц.

Кто бы за мной наблюдал – точно решил бы, что у меня на уме недоброе. А приди я на пару часов позже, когда хлебные крошки уже летят с мостика вниз, родители бы постарались увести детей подальше от странной тетки с ржавой лопатой в руках. Возможно, даже позвонили бы в полицию – по номеру для несрочных обращений, которым они никогда раньше не пользовались.

Вот почему я никого с собой не взяла. Ни Джо, которая помогла бы упаковать и сохранить найденные улики как положено. Ни Билла, который переживал бы, что мы не взяли с собой Джо. Я психически здорова – и вместе с тем нет. Но знать об этом никому не надо.

Как там звучала любимая цитата Лидии из По? «Я временами впадал в безумие, сменявшееся долгими периодами ужасного просветления».

Пруд с утками давно остался позади. Я уже слышу рев океана. Конечно, это никакой не океан. Просто мы с Лидией любили закрыть глаза и представить, что у нас над головами шумит прибой. Единственное, что связывает это место с океаном, – река Тринити, которая вьется по другой стороне парка и спустя сотни миль, добравшись до Галвестона, впадает в океан. La Santisima Trinidad – Святая Троица. Реку крестил Алонсо де Леон в 1690 году.

Чувство места, говорит Эффи.

Я начинаю считать колонны. Одна, две, три, четыре. Пять. Океан теперь у меня над головой. Я все иду вперед – к красной корове в фиолетовом колпаке. Что-то новенькое.

До меня не сразу доходит, что это единорог, а не корова. В нескольких метрах от него изображена русалка со струящимися рыжими волосами, как у нас с Чарли. Ее ярко-зеленый хвост плещется в море с дружелюбными рыбами, которые и не подумают укусить. Мир, любовь, взаимопонимание.

Этих подающих надежды граффити здесь не было, когда мы с Лидией расстилали одеяло под опорой № 5 моста Ланкастер-авеню. Теперь детские рисунки покрывают все опоры без исключения. Раньше они были выкрашены противной зеленой краской и увиты сорными травами, способными расти даже на голых камнях.

Рев автострады над головой.

Ощущение, что ты попал в тайный подземный мир.

Приятный страх, что весь этот оглушительный хаос в любую секунду может рухнуть тебе на голову – но скорей всего не рухнет.

Волнительный ужас перед тем, кто может таиться в густой роще неподалеку.

Ничего не изменилось. Совсем. Совсем.

Я осматриваю иссохшую землю под колоссальным сооружением из стали и бетона. Земля такая же, как раньше, – твердая и голая. Однако убийца не стал сажать рудбекии под опорой № 5, где я встречалась с Лидией после пробежки по извилистым тропкам. Он посадил их здесь, под большим вязом на опушке леса. Они появились в то время года, когда рудбекии обычно бывают в самом цвету, поэтому уверенности у меня не было. Больше я сюда не возвращалась. К тому времени мне исполнилось двадцать четыре года. Мы с Лидией не виделись семь лет.

Легкий шорох за спиной. Я резко оборачиваюсь. Из-за опоры выходит незнакомый мужчина. Я хватаю лопату как оружие.

Нет, не мужчина. Высокий и худощавый, но не старше четырнадцати. Бледная кожа, джинсы болтаются у колен, линялая футболка с Джеком Джонсоном. За плечом – небольшой черный рюкзак. На поясе виднеется мобильник в камуфляжном чехле, а в правой руке (я уверена на сто процентов) – металлоискатель.

– Ты почему не в школе? – вырывается у меня.

– Я на домашнем обучении. А вы что тут делаете? Здесь нельзя выкапывать растения, это парк. Можно только листья срывать.