— Наружу! Наружу! — причитал мой Брат. Под сводом крыши, вне нашей досягаемости, виднелся треугольник голубого неба. Брат отчаянно прыгал, пытаясь достать до него и выбраться наружу. И каждый раз больно падал на пол. Один раз он упал на меня, и я укусила его.

Снаружи раздались голоса. Неожиданно дверь распахнулась. Размахивая огромным ножом и грозно гавкая, повар встал так близко к проходу, что проскочить мимо него было невозможно. Несколько слуг-мужчин стояли немного поодаль. Они держали в руках палки и гавкали друг на друга.

Толпа пестро одетых женщин стояла за поваром. В платье одной из них испуганно вцепился ребенок. Женщины окружали даму в богатых одеждах, с красным веером, которым она прикрывала свое лицо. Я знала, что это хозяйка дома Шикуджо, хотя никогда раньше не видела ни ее, ни ее служанок при свете дня.

Шикуджо немного опустила свой веер, чтобы посмотреть на нас. Солнечный свет проник сквозь веер и окрасил ее лицо в красный цвет. Но даже несмотря на это, она была очень красива. Ее лицо было круглым, как луна. Рот — маленьким и аккуратным, чуть приоткрытые губы обнажали ряд ровных зубов. Ее глаза глубокого черного цвета вдруг встретились с моими. Глаза хищника встречаются с глазами жертвы: старший лис смотрит на младших членов своей семьи, которые стыдливо отворачиваются. Она не была ни хищником, ни жертвой, ни главной в семье лис, но все же она искала мои глаза.

Дрожь судорогой пробежала по моему телу, будто я на всей скорости врезалась в стену. Я в ужасе зарычала. Она вскрикнула и отпрыгнула назад:

— Лисы!

Я поняла ее. Впервые я слышала людскую речь и воспринимала ее не как гавканье, а как общение. И я поняла остальных. Мужчины кричали и звали на помощь, просили принести им копья. Одна женщина, старше остальных, взяла Шикуджо за рукав и начала уговаривать ее уйти в дом. Но Шикуджо только посмотрела на нее своими глубокими черными глазами.

— Йошифуджи! — сказала она. — Где мой муж? — Ее голос дрожал от страха, его запах окутывал ее.

Это успокоило меня. Она боялась нас? У нее были все преимущества перед нами — слуги, оружие и все непонятные мне возможности человека. Мы же были всего лишь лисами, еще даже не взрослыми, загнанные в кладовую и не находящие оттуда выхода.

— Он идет! — толпа начала кричать еще сильнее, еще громче. Хозяин подошел и встал рядом со своей женой.

Кая-но Йошифуджи был одет в охотничий наряд серо-голубого цвета с тусклыми серебряными медальонами, вшитыми в узор на его верхнем платье. В одной руке он держал короткий лук. Когда он говорил, его голос был низким и забавным.

— Замолчите все! Вы делаете только хуже.

— Муж! — Шикуджо плакала, ее трясло как в лихорадке. — Уничтожь их!

— Они всего лишь животные. Всего лишь молодые лисицы. Тише, ты пугаешь их.

— Пугаю их? — Голос Шикуджо зазвенел. Потом я узнала, что многие из собравшихся людей никогда не видели ее лица и даже не слышали голоса, поэтому толпа сразу замолчала. — Нет! Лисы — это зло! Все знают это. Убей их, пожалуйста! — Она затихла. На ее лице была вода.

— Идите! — Йошифуджи сделал жест повару и остальным слугам, которые с открытыми ртами смотрели на его жену. Они убежали — кто в дом, кто на кухню. Женщины остались и, озабоченно причитая, вертелись около Шикуджо, пока и их не прогнали.

Мой господин повернулся к Шикуджо:

— Жена, что все это значит? Ты всегда вела себя прилично, как подобает благородной женщине, а тут я прихожу и вижу тебя с неприкрытым лицом, визжащую, как торговка саке! Что ты себе позволяешь? Так вести себя перед слугами…

— Ты тоже лазил под дом, как простой слуга…

— Значит, поэтому ты себя так ведешь?

Она посмотрела на веер в своей руке.

— Нет. Прости меня, муж, ты, как всегда, прав. Я вела себя как крестьянка, но… Лисы, они ведь так опасны. Я должна быть уверена… Ради Тамадаро, пожалуйста, убей их!

— А если бы белка забралась в кладовую, ты бы тоже приказала ее убить?

— Да, — сказала она. — Лисы — это злые духи. Во всех сказках так говорится, — добавила она.

— Злые? Какое зло они нам причинили? Порвали несколько коробок, опрокинули бочонки? Они просто животные. Если мы дадим им шанс, они просто убегут и наверняка больше не появятся здесь. — Йошифуджи дотронулся до ее пальцев, которые беспокойно мяли веер, и остановил их. — Иди в дом.

Она опустила голову и косо взглянула на нас перед тем, как уйти. Я почувствовала, как мои уши прижимаются к голове и шерсть на спине встает дыбом.

— Эти твои лисы. Любой бы на твоем месте убил их, но не ты. Ты одержим ими! Как будто их злые духи вселились в твое тело.

— Иди! — повторил он, на этот раз со злостью, и Шикуджо оставила нас.

Йошифуджи встал на колени перед дверью кладовой. Довольно долго он стоял так, приложив руку ко лбу, вглядываясь в темноту.

— Эх, лисички, — наконец сказал он, — как там…

Если ты простая лиса,

Значит, я, должно быть, сложный.

На этот раз я поняла: сказанное им было стихотворением. Хотя я и не знала, что такое стихотворение. Это было людское изобретение. Я не знаю, сможет ли лиса когда-нибудь понять его. Даже женщина-лиса.

Он встал и отряхнул колени.

— Я уйду, но скоро вернусь. С вашей стороны было бы мудро не возвращаться больше сюда. — Он помолчал. — Бегите, лисички! Будьте свободными, пока можете.

Я не могла перестать смотреть на него. Я смотрела, как он шел к дому. Я не могла оторваться от него, пока наконец мой Брат не укусил меня за плечо и мы не выбежали из кладовой.

Лисы, едва видные в темноте;

Я предпочел бы знать меньше о своей госпоже.

Неужели я одержим лисами? Я даже не думал об этом. Да, я рисовал их, я писал о них стихи. Я думал о том, какой может быть жизнь лисы. Во время долгих прогулок я надеялся, что мне может повстречаться лиса. Если это называть одержимостью, то тогда я одержим каждой женщиной, с которой когда-либо спал, своим сыном, поэзией, каждой игрой, в которую играл, маленьким скрюченным кленом, который рос в саду нашего дома в столице, травяными шарами, которые вешала моя жена на карнизы на Новый год. Лисицы полны жизни. В каком-то плане они даже бессмертны. И это притягивает меня. Одна лиса сменяет другую, когда они рождаются и умирают. Но лисы остаются. Они всегда были и всегда будут. Это как состояние.

Но Шикуджо боится лис.

Мы выбежали из кладовой и кратчайшей дорогой побежали к лесу, в самый дальний уголок имения. Мы пролезли под бамбуковым забором и бежали, бежали, не останавливаясь, пока мой Брат не упал на землю, задыхаясь от усталости.