волка, нежели человека. Иногда на него словно бы находили приступы разума, он вслушивался в вопросы и казалось, понимал их, но не мог ничего ответить. Постепенно он научился одеваться как подобает человеку, есть, используя столовые приборы, ходить на двух ногах и не скалиться всякий раз, видя проезжающие мимо деревни машины военных. Он учился и речи, слог за слогом, как маленький ребенок, но один звук, хрипящий, по-волчьи тянущийся повторял этот мужчина в своих беспокойных снах с того самого момента, как его отыскали: "Аннннаааа…", ворочаясь в постели говорил он.

Газета выпала из рук профессора, под мерное его сопение и дуновения осеннего ветра из распахнутой двери оранжереи угодила под стол, на котором возвышалась картонная сельва, в лужу, натекшую из протекающего шланга. Страницы стали размокать, но профессору было все равно. Он спал.