интересно.

— Павлик ему тогда в «солнышко» пробил, — одними губами улыбнулась Маша. — А удар у него пушечный, Пыжов полдня тогда в себя приходил…

— Пыжов мог затаить обиду?

— Мог. Еще как мог… И за «солнышко», и за дом.

— За какой дом?

— Павлик себе хороший дом снял, а Пыжову свой старый оставил. Илья приходил, выяснял, разругались они тогда, потом помирились. Но осадочек остался… Не любил Павлик Пыжа. И тот его не любил. Но еще и завидовал.

— Завидовал?

— Пыж такой же гнилой, как и Кальмар, Павлик ему не доверял. И Пыж это чувствовал. Потому и злился… Это ведь Пыж убил Павлика. Сначала Гуляева. А потом Павлика. Павлик даже понять ничего не успел.

— Свидетели нужны. А Гончаров уже ничего не видел. Даже собаку.

— Пыж с ним поговорил… — усмехнулась Маша. — Он сейчас за главного.

— Он к этому и стремился.

— Стремился. Он ко всему стремился… Смальцеву нужно сказать. Если он вдруг сам ничего не поймет. Сегодня Пыж убил Павлика, завтра убьет самого Смальцева.

— А ты можешь Смальцеву сказать?

— Конечно, смогу.

— А Пыжов знает, что ты можешь сказать. Понимает, что ты можешь его заподозрить.

— Ну если не совсем дурак, то да.

— Ты давай по сторонам смотри. — Родион вынул из кобуры пистолет.

Маша посмотрела на него, кивнула и сама полезла за оружием. У них пистолет, а Пыжов мог принести с собой автомат. Мог. Он мог. Родион практически в том не сомневался.

Дрова прогорели, Майя припозднилась, не успела вовремя подбросить новых. Но угли в прогретой топке тлели жарко, свежие дрова просохли в один миг, шумно вспыхнули, огонь загудел. Еще немного, и банька будет готова. Фомин звонил, сказал, что Скорокова до нитки промокла, согреться ей надо, Майя рада стараться. Может, он и сам согреться захочет.

Из бани Майя отправилась к дому, бегом, в плаще с капюшоном, в калошах на босу ногу. Но ей-то ничего, а Родион сейчас насквозь промок. Баня уже почти готова, осталось только с ужином вопрос решить. Фомин с Машей вот-вот должны подъехать.

В калитку постучали. Майя обрадовалась, бросилась открывать. Но вместо Фомина увидела Варшавина. Она уже и забыть о нем успела, думала, что уже убрался, ан нет.

— Не помешаю?

Он стоял на фоне знакомого «Хаммера», под зонтом.

— Ты уже спрашивал.

— И что, помешал? — Варшавин кивком указал на дом.

— Нет. Но вся деревня знает, что ты у меня ночевал, — вздохнула Майя. Не хотелось ей посылать Варшавина лесом, но, похоже, придется.

— Это плохо? — Варшавин шагнул на нее, закрывая и вместе с тем направляя на Майю свой зонт.

И она, не выдержав такого натиска, отступила.

— Сейчас Фомин подъедет, — злорадно сказала она.

— Фомин? — в нерешительности остановился Варшавин.

Он боялся Фомина, и Майя это знала. Но в то же время она не врала, Родион действительно должен подъехать.

— С трупами сейчас разберется и подъедет.

— С трупами разберется?

— Трупы забрать должны… Если не знаешь, долго объяснять. — Майя с досадой смотрела на Варшавина.

Не хотела она ему ничего объяснять. Хотела, чтобы он поскорее убрался. Но Варшавин не собирался уходить. Хотя и в дом уже не рвался. Не было у него желания пересекаться с Фоминым.

— Да, я слышал, тесть твой бывший человека убил.

— Того самого, которого кто-то должен был остановить!..

— Может, потому что этому кому-то кто-то не позвонил?…

— Фомин сейчас на месте преступления, тела заберут, и он подъедет. — Майя решила не говорить о Окороковой. В конце концов она имела полное право не вдаваться в подробности.

— И ты его ждешь?

— Нет, блин, я жду тебя! А подъехать должен он!..

— Ты его ждешь!

— А подъехал ты!

— И ты мне совсем не рада!

— Почему же совсем? Просто не рада.

— Ну, хорошо… Счастья тебе, девочка! — сквозь зубы, но не зло сказал Варшавин.

И он ушел, на ходу раскрывая зонт. Его водитель выскочил из машины, открыл дверцу. Варшавин сел в автомобиль, даже не глянув на Майю. И это ее не удивило. Он хоть и притворялся орлом, но в душе как был, так и оставался козлом. И очень жаль, если Майя сможет уподобиться ему.

Забрали тела, увезли в морг, Родион освободился, вместе со Окороковой отправился к Майе. А по пути они заехали к Ольге Малининой, ее ближайшей соседке. Он хотел знать, кто мог ходить-бродить в районе терминала, но, увы, женщина ничего не знала.

И ее мать ничего не видела, не слышала.

Майя их ждала, во дворе дома крепко пахло березовыми дровами, банька уже подоспела. И ужин вроде как на столе. Жаль, что Родиону пора домой.

— Ну нет! — Майя схватила Фомина за руку. — Ты же до нитки промок!

— И между прочим, уже давно. Десять минут ничего не решат.

— Какие десять минут?

— Ну, пятнадцать…

Через пятнадцать минут он будет дома, бани у них с Лерой, конечно, нет, но ничего, он обязательно найдет способ согреться. И Лера ему в этом поможет.

— В баню тебе нужно!

— Первым пойдете, товарищ майор! — закивала Скорокова. Ее трясло от холода, зуб на зуб не попадал. — Ну да… Майя, в баню его давай!.. И водочки!..

— Может, вместе? — озадаченно спросила Майя.

— Не понял!

— Вот только путать меня не надо!.. Здесь побудь, я сейчас!

Майя схватила Скорокову за руку и повела ее за дом. Прежде чем скрыться из виду, она три раза глянула на Родиона. Боялась, что он уйдет.

А он не уходил. Три минуты ничего не решают.

Майя вернулась через две минуты. Взяла его за руку, решительно повела в дом.

— Хотя бы тельняшку сухую возьми, — предложила она.

— Ну, если только это.

— И чаю!.. С коньяком!

— Вообще-то я за рулем.

— Ты же участковый!

— Это здесь, а мне в Верховерскую, а там…

— А там свои! — отрезала Майя.

Родион сопротивлялся ее напору, но очень-очень вяло. И позволил затащить себя в дом. Майя принесла ему и тельняшку, и свитер, и шерстяные носки.

Но чаю Родион попить не успел. Зазвонил телефон, на дисплее высветилось имя Семена Гуляева.

— Товарищ майор, вспомнил! — выпалил он.

— Что ты вспомнил?

— Человека я видел!.. Только он не совсем нормальный…

— В смысле ненормальный?

— В прямом смысле. Стоит, улыбается, как дурачок, и целится в меня из ружья.

— Из ружья?

— Не было у него ружья, он представлял, что есть. Ну, как будто из ружья… Говорю же, дурачок!.. Только это сразу было, как только я отправился на поиски отца. Он там на песочном холме стоял. Я карабин свой с плеча скинул, он пальцем у виска покрутил и пропал.