– Но это же важно знать, – вполголоса развивает он тему, следуя за мной, – так ведь?

– Ага, – бесповоротно ударяет мне в голову шампанское. – Сначала ты знаешь, что тебе не дадут упасть. Потом – не даёшь упасть себе. А потом – уже тащишь кого-то куда-то. Не важно куда и не важно кого. Важно, что ты знаешь, что не дашь ему упасть. И, конечно, ты делаешь это для себя – для того, чтобы как-то быть.

– Пиши напутствия для школьников, гений мысли, – обрывает упоение слегка раскрасневшийся от танцев Алекс, вынырнув из тени внутренней стены, технично подставив мне подножку и уронив на гору какого-то рыхлого строительного материала.

Наполовину затонув, вижу всё как в затемняемом по краям кадре старинного фильма: на его периферии Ритка хохочет над нами, откусывая прямо от целой плитки шоколада. Том и вовсе испаряется за пределы сцены.

– Да ты же сам постоянно таскаешь кого-то, тьфу… – возмущённо карабкаюсь из плена, но проваливаюсь ещё глубже. – Ну зачем, а?!

Рывком выдернув меня обратно на ноги, Тихорецкий достаёт из кармана очередную никотиновую палочку и цедит, сминая её зубами:

– Не даю тебе упасть.

– Есть мнение: это ты меня и уронил!

– А что важнее? – выдвигает риторический вопрос Том, явившись с полным салатником клубничного джема в одной руке и столовой ложкой – в другой. – Мне нравятся твои друзья, Ваня!

– И этот ещё, блин, Карлсон, который живёт на крыше, ёлки… – бубню себе под нос.

– Прилетел и… ничего не обещал, – добавляет Ритка, привычным жестом вытаскивая изо рта у Алекса ещё не зажжённую сигарету и отправляя её в строительный утилизатор.

Надеюсь, в штабе меня всё-таки поймут.

Тогда, в оставшиеся два года на Ёжике после отлёта Тома, корабль расы двадцать шесть появился в зоне лишь однажды. Но перемещался не в определённом направлении – очертил подобие петли. За те шесть секунд, что новая программа оставила в моем распоряжении, закончить эту фигуру высшего пилотажа он, конечно, не успел. Опасения перевесили любопытство, и я не стал препятствовать уничтожению звездолёта в соответствии с новым кодом, хотя отменить команду вручную может любой пограничник – независимо от того, были ли коррективы программы с Земли. Собственно, именно для того мы там и нужны. Следим за адекватностью искусственного интеллекта и вносим, так сказать, в систему элемент человечности… Правда, с Земли могут в считанные секунды вмешаться и торжество человечности прекратить…

Уже оказавшись в штабе, я потребовал предоставить мне отчёты об остальных подобных вторжениях. Посмеялись – мол, они всё проверили и ничего особенного не заметили, а Кузнецов опять выдумал себе головоломку на пустом месте, – но данные передали.

Все появившиеся в тот день корабли двигались непрямолинейно, но никакой системы было не выявить. Ни на первый взгляд, ни после чудовищного по мощности штурма искусственным интеллектом. Никакого ключа или послания в коллективном представлении зашифровано не было.

То есть, очевидно, они двигались бессистемно – просто чтобы продемонстрировать нетипичное поведение и вынудить оператора отменить уничтожение. И они не способны (или не хотят) выходить на связь по-другому.

Напоминает разговор слепого с глухим. Правда, пришельцы определённо в курсе, что мы можем не открывать огонь. Либо они хотят, чтобы мы его открыли. Второе невыгодно нам: наши ресурсы они обращают в некое благо для себя. Тогда почему бы не попробовать пропустить их, заранее предприняв повышенные меры безопасности в каком-либо из пограничных пунктов? Конвоировать на пути следования. Очень дорого – но иначе что? Том уклонился от моих расспросов, хотя явно знает больше. Он как-то сказал только, что гораздо продуктивнее мне было бы выведать что-нибудь у собственного начальства.

И я всё-таки попытаюсь сейчас это сделать.

Иду по коридору, с одного бока полностью состоящему из огромного окна во двор, где снег уже почти растаял, а небо обросло по-весеннему лёгкими облачками, в кабинет к полковнику, изобретая способ заставить его пойти на откровенность.

Вызов от Ритки вынуждает притормозить.

– Ваня, – её голос дрожит, и сердце у меня тут же с размаху ухает вниз, – у Алекса грибковое заболевание… У нас не получится ничего сделать…

– Не понимаю… вы не способны вылечить Тихорецкого от кандидоза? – проговариваю, уже догадываясь. – Так, ну… может, эта фигня сама пройдёт?

– Ваня… – еле слышно сдавленно всхлипывает, – у него то самое… болезнь Огавы.

В ушах звенит, а ближайшая стена услужливо огревает по плечу. Как гласит буклет, который мне уже раз пять выдавали в медицинских кабинетах, этой мутировавшей до неузнаваемости хренотенью мы обязаны тулисианцам. Грибок в итоге атакует мозг, вызывая смерть землян, а лечения нет. Особенной красоты добавляет ещё и то, что заболевание передаётся исключительно половым путём.

Но сказать что-то необходимо:

– Так лечите! Экспериментальные методы есть? Он у тебя в больнице?

– Методы… есть, но они… нет методов, и мы… – до отказа натянуто каждое слово, – не можем ничего сделать.

– Сейчас приеду.

– Я дома, я… у меня шок, наверное… Не хочу, чтобы он видел…

– Я сейчас приеду!

Добежав до конца коридора, без предупреждения вламываюсь в кабинет Гончара:

– Пётр Николаич, можно мне в отпуск прямо сейчас?

Ошивающийся там майор Дятлов, которого после службы на Бурой разнесло как на дрожжах, корчит насмешливую мину:

– Хе-е, Кузнецов, не всех голубей ещё на крышах разогнал?

– У Тихорецкого серьёзные проблемы со здоровьем, – чеканю я не глядя на кретина и тормознув очевидное «хотя был не разломал технический отсек, чуть не накрыв медным тазом всю работу погранпункта».

– Две недели свободен, – выносит вердикт Гончар, испепеляя Дятлова косым взглядом.

***

Вот почему последнее время Сашка был какой-то бледный, слегка осунувшийся и долго болел какой-то ерундовой инфекцией, а врачи предполагали, что она дала осложнение на печень. Как-то мы обычно не придаём значения таким вещам… Его лечат, и мы спокойны. В случае с Алексом, конечно, зря. Он отлынивал от большинства обследований и только требовал таблетки, чтобы быстрее поправиться и вовремя сдать очередной проект. Собственно, я – слепой кретин – и думал, что выглядит он так нездорово исключительно из-за недосыпа.

Варианты один другого бесперспективнее так и толкутся у меня в мозгу.

Связаться со Стивеном и спросить, нет придумали ли в Штатах какого-нибудь нового способа лечения? Он же крутится в высокопоставленной тусовке – венерология там должна быть особенно актуальна. С другой стороны, медицинские базы данных едины, а сокрытие эффективных методов – серьёзное уголовное преступление, так что шансов почти нет. Да и реакция Жени на моё явление со словами «у нас тут смертельное ЗПП» – совсем не то, над чем мне сейчас хочется иронизировать.