Как ни странно, момент был крайне романтичным.

– Я бы с удовольствием поужинала с вами, – ответила Джульетта, добавив: по собственному желанию, – и это никак не повлияет на мою работу.

Несколько раз они ходили вместе ужинать. Хью не торопил ее с интимными отношениями, но, когда они наконец занялись любовью, он был осторожен и заботлив. Он водил ее на концерты симфонического оркестра, в театр, на балет. Для всех этих торжественных случаев ей приходилось покупать новую одежду и красивое, роскошное, сексуальное нижнее белье для совместной ночи.

Хью написал песню о том, как любил ее, и исполнил для нее на фортепиано. Он готовил для нее. Он дарил ей цветы. Он согласился, когда у них будет время, поехать с ней на Нантакет, чтобы познакомиться с ее матерью.

Джульетту лишь слегка беспокоило то, как Хью вел себя с ней на работе. Он не отмечал ее работу и особенно не замечал ее в офисе. Он редко смотрел в ее сторону и никогда не звал на частные встречи. Он часто уезжал из города на выходные, чаще всего в Нью-Йорк по делам. Это были длинные выходные для Джульетты, потому что он никогда не звонил и не писал ей, и, хотя у нее был его номер, она была слишком горда, чтобы позвонить сама. Он выводил ее из равновесия. Она любила свою работу и хорошо справлялась с ней, поэтому никогда не думала о служебных романах. Но Хью сказал, что любит ее. Она ждала предложения и обручального кольца.

Вместо этого в прекрасный майский день Хью Джефферс вошел в офис и объявил всем сотрудникам, что возвращается в Нью-Йорк. Сюзанна Дэниелс приедет сюда, в Бостон, чтобы заменить его.

Джульетта ночевала у него неделю назад, и он даже не намекнул на такой шаг. Когда он сделал объявление группе, его глаза скользнули по ней, как будто она была всего лишь тенью.

Это был предел. Ей хотелось загнать его в угол и потребовать объяснения того, о чем он вообще думал и как его решение повлияет на нее. Но она упорно держалась за свое достоинство и не стала этого делать. Ни той ночью. Ни в какой-либо из последующих трех дней. Она была уверена, что он найдет ее, или позвонит ей домой, или по крайней мере отправит электронное письмо. Но ничего.

Наконец субботним утром она позвонила ему и попросила о встрече за обедом, или ужином, или за коктейлем. Хью ответил, что у него нет времени. Итак, у них состоялся короткий и леденяще неприятный разговор по телефону. Джульетта сдерживала слезы. Хью предполагал, что она знает, насколько он амбициозен, и да, конечно, он действительно любит ее, но любовь может проявляться во многих формах. Хью думал, что она знает, что он всегда будет любить свою работу больше кого бы то ни было.

Джульетта чувствовала себя такой дурой. Как она позволила себе быть такой глупой, такой доверчивой, такой простушкой, верящей, что белый рыцарь увезет ее на своем скакуне в замок в стране счастья?

Она ненавидела себя. Ей было стыдно. Всю субботу и воскресенье Джульетта металась по квартире, плакала и ела. Она часами разговаривала с Мэри. Но не звонила матери. Она беспокоилась о своей бедной маме, которая жила совсем одна в своем большом, старом, пустом доме. Джульетта просто не могла свалить на нее свои проблемы.

Она не хотела возвращаться в офис в понедельник, потому что боялась, что другие программисты будут смотреть на нее с жалостью. Но она заставляла себя работать, надеясь, что это отвлечет ее от страданий. Она надела черные легинсы и черную майку, радуясь, что это и так было ее обычным нарядом. Она не хотела, чтобы ее видели в каком-то странном трауре.

Она пошла на работу, купила, как обычно, бублик, приняла свое «все-отлично» выражение лица и поднялась в лифте на шестой этаж. Длинное монохромное пространство было абсолютно таким же, как и в любом офисе открытого типа. Коллеги уже сидели на своих местах, склонившись над компьютерами. Только Мэри поздоровалась с ней. Все готовились к тому, чтобы сразу зарекомендовать себя перед новым руководством. Джульетта рухнула за письменный стол и принялась работать в непрерывном отчаянии. Никакие видео с собачками не могли ее рассмешить.

Неделю она провела в какой-то коме, будучи крайне подавленной. Она изображала улыбку, когда это было необходимо, но в основном она, не поднимая головы, переделала кучу работы.

В конце рабочей недели Джульетта хотела вернуться домой. Не в свою одинокую квартиру, а в свой настоящий дом на Нантакете. Наверное, она каждый вечер сводила с ума бедняжку Мэри всеми своими слезами и гневом. К кому еще она могла обратиться? Тео сейчас был на Западном побережье. К тому же он был настоящим парнем, таким бесчувственным и безнадежным. Джульетта была дома на прошлое Рождество, а Тео остался в Калифорнии, так что Джульетта, к своему удовольствию, провела время наедине с матерью. Они готовили и ели, долго гуляли по пляжам во время небольшого шторма и смотрели старые фильмы, поедая мороженое прямо из ведерка.

Внезапно, прямо сейчас, Джульетте захотелось поехать на Нантакет. Ей захотелось сменить все цифровые и кликабельные вещи на что-то другое. Свернуться калачиком на диване с кусочком маминого торта «Красный бархат» и почитать что-нибудь из Агаты Кристи. Ей хотелось уснуть посреди ночи, прямо там, на диване. Мама бы нежно укрыла ее одеялом, а утром разбудила, посмеиваясь над ее мятой одеждой. Она бы приготовила Джульетте огромный завтрак из яиц, колбасы и блинов вместо бублика, который дочь покупала по дороге на работу, и она бы сказала, что Джульетта слишком похудела и могла бы есть много сладкого.

Начался мозговой штурм: она действительно могла бы поехать домой. Всю работу, которую она должна выполнять, можно делать везде, где есть вай-фай.

Джульетта подошла к своему дому, четырехэтажному, обшитому вагонкой – ему, как и многим другим домам на этой улице, необходима была свежая покраска, – она распахнула входную дверь и вошла в маленькую прихожую. Она даже не проверила свой почтовый ящик – все самое важное приходило ей на телефон. Поднявшись по лестнице и войдя в свою квартиру, Джульетта достала телефон и проверила расписание автобусов и паромов до Хайанниса и Нантакета. Если бы она поторопилась, то могла бы сесть на красную ветку до южного вокзала, оттуда добраться до Плимута или Броктона, затем до Хайанниса и, наконец, сесть на медленный восьмичасовой паром до острова. В ту ночь быстроходных лодок не было.

Она не успела снять свою кожаную куртку. Ей не нужно было собирать вещи – дома в ее комнате была одежда. В одном кармане куртки у нее был бумажник, в другом – телефон, в рюкзаке – зарядное устройство и компьютер. Джульетта вышла, заперла замки и сбежала по скользким ступеням трех пролетов к входной двери.

Она добралась до метро, села в поезд и принялась нетерпеливо барабанить пальцами по бедру. На южном вокзале Джульетта помчалась к автобусу у платформы номер 18, запыхавшись, она успела как раз вовремя.

Девушка купила билет и залезла в длинный узкий полумрак салона. Там, как обычно, было многолюдно, потому что была пятница, поэтому Джульетта заняла первое место в автобусе, какое увидела, где было хоть немного больше пространства для ног, и приготовилась к поездке. Тучный водитель сел на свое место, что-то бормоча себе под нос. Двери с хрипом закрылись. Автобус запищал, когда давал задний ход, и к тому моменту, как он отправился в путь, Джульетта уже спала, опершись головой на окно.