– Боль вас больше не будет беспокоить, – добавил он уже буднично. – Идите и поспите.

Женщина, покачиваясь, добралась до калитки. Ястребов шел рядом с ней, готовый в любой момент подхватить под локоть.

– Вас проводить?

– Я сама доберусь, недалеко. Гриша проводит.

– Если что увижу, я вас найду, – напомнил Ястребов, закрывая калитку.

Григорий заглянул в глаза Зинаиде:

– Ну, что он сказал?

– Он его видел. Никому не рассказывай, что мы к нему ходили.

– Конечно! – с готовностью подтвердил Грушин. – Я – могила! – и тут же осекся, словно с его губ слетело ругательство.

Но матушка находилась мыслями далеко отсюда. Она шла не видя дороги, иногда спотыкалась, но не падала. Ей представлялась полевая песчаная дорога, петляющая среди полей, и одинокий Илья, бредущий с удочкой и белым пластиковым ведром. Он шел не оборачиваясь.

– Илья! – вдруг вырвалось у Зинаиды.

Гриша замер на месте, боязливо оглядываясь. Никого вокруг не было. За высоким забором резко прокричал петух. Водитель перекрестился. И матушка перекрестилась.

– Антон Петрович, вас спрашивают из пожарной инспекции, – шепотом произнесла секретарша Нина, заглянув в кабинет босса.

В памяти Антона Полуянова тут же возник худощавый розовощекий инспектор с редким именем Руслан, любитель портить нервы и вымогать взятки.

– Что ты ему ответила? – тоже шепотом поинтересовался Антон.

Громко говорить они не рисковали, снятая телефонная трубка лежала на столе секретарши, и пожарный инспектор мог подслушать разговор.

– Сказала, что сейчас посмотрю, не заняты ли вы.

Секретарша глянула на Полуянова виновато, мол, что я могу сделать, пожарная инспекция – стихийное бедствие.

– Правильно.

– Так что ему ответить?

– Придется поговорить самому, не отвяжется, – вздохнул бизнесмен, включив громкую связь. – Я слушаю, – жизнерадостно произнес он.

– Антон Петрович, здравствуйте, – голос инспектора звучал зловеще, – я заехал на вашу стройку. Есть вопросы.

Мысленно Антон прикинул, во сколько эти вопросы могут ему обойтись. Прошлый раз откупился соткой, но тогда нарушений практически не нашлось.

– Я слушаю, – напомнил бизнесмен.

«Если предложит встретиться, значит, деньги ему нужны».

– Я жду вас у «Паркинга» через полчаса. – Он повесил трубку, даже не поинтересовавшись, сможет ли приехать Полуянов в назначенное время.

– Извините, – с сочувствием произнесла Нина.

– При чем здесь ты?

Антон посмотрел ей в глаза. Нина, по большому счету, была лишней мебелью в его строительной фирме. На все звонки мог ответить и сам владелец, не так уж много их поступало, а нужные люди звонили сразу на мобильный. Но положение обязывало, чтобы доступ к его телу прикрывала миловидная секретарша. Кто станет воспринимать всерьез фирму, где в приемной некому сварить кофе? Однако кофе Нина варила отвратительно. Тридцатилетняя женщина попробовала состроить глазки, чтобы сгладить ситуацию, и от этого стала некрасива.

– Я не хотела вас расстраивать.

Антон сделал усилие, чтобы не рассмеяться.

Нину «подсунула» ему жена. Замолвила слово за двоюродную сестру приятельницы. Полуянова забавляло, когда секретарша испытывала его на прочность. Она была абсолютно не в его вкусе, хотя другие мужчины находили ее красивой. Не было в ней изюминки. Не зажигала, как ни старалась. Нина чувствовала свою бесполезность и потому комплексовала. При этом постоянно ощущала себя виноватой перед работодателем. Жена Полуянова пристроила ее в фирму мужа с обязательным условием – докладывать о его контактах с женским полом. Когда доносишь на хозяина, который ничего плохого тебе не сделал, поневоле почувствуешь себя виноватой.

– Нина, – Антон поднялся и прошелся по небольшому кабинету, – я уеду, работы тебе до конца дня не предвидится, можешь идти домой.

– Правда? – в глазах женщины мелькнуло разочарование.

– Нет, обманываю, – Антон широко улыбнулся, знал о чудодейственном свойстве своей простецкой, искренней и бесшабашной улыбки.

Женщина непроизвольно улыбнулась в ответ.

– Спасибо. Но…

Большего наказания для Нины придумать было трудно. Сидя за столом, поднимая трубку, она чувствовала себя хоть кому-то нужной, дома ее ждала сварливая мать и бедно обставленная комната с односпальной кроватью.

– ..если я останусь, вы не будете сердиться?

– Ты кого-то ждешь? – Полуянов погрозил пальцем.

– Зачем вы так?

– А я-то смотрю, что мы слишком часто кофе покупаем. Значит, еще кто-то его пьет, кроме меня и деловых партнеров.

Испуг и непонимание сквозили во взгляде женщины, она не догоняла шутки.

– Делай, Нина, что хочешь. Только офис не сожги. – Полуянов почувствовал, что секретарша его раздражает, он не любил женщин, лишенных чувства юмора.

Антон вытащил пачку сигарет и протянул Нине:

– Закури.

Когда тонкая струйка дыма потекла к потолку, Антон положил ладонь на дверь, показывая, что ему нужно остаться одному.

– Поняла, – секретарша юркнула в приемную.

«Достала! Дура! Жене моей все рассказывает, а потом сама страдает от этого! Патологически не умеет врать ни мне, ни супруге. Ну и черт с ней, ее проблемы», – подумал он.

Ехать до строящегося «Паркинга» было недалеко – минут десять. Антон вытащил бумажник, переложил в пустое отделение четыре бумажки по пятьдесят долларов.

«Дам вначале сто, а там видно будет. Больше двухсот инспектор не стоит».

Каждый человек старается держать рядом с собой то, на чем может отдохнуть взгляд, когда становится муторно. Кто-то носит в бумажнике фотографии детей, кто-то ставит на стол диковинную раковину, привезенную из далекой поездки.

Полуянов держал на письменном столе старую черно-белую фотографию студенческих времен.

Каждый раз, покидая кабинет, он клал ее лицом вниз, словно боялся, что кто-нибудь в его отсутствие наведет недобрым взглядом порчу. Фотография простецкая, с плохо выставленной резкостью – на ней четверо парней в джинсах, резиновых сапогах стоят, положив друг другу руки на плечи. У их ног ведра, полные картошки.

«Золотые времена, – усмехнулся Полуянов, – все, что осталось от меня прежнего, – это улыбка, – и он запустил пальцы в поредевшие волосы. – Все ерунда. Образование, распределение. Главное – связи. Друзья. Их за деньги не купишь. Хотя потерять за деньги можно и друзей».