Эта история могла и не дойти до нас, если бы Нэнси просто судили как детоубийцу. Служанку тихо повесили бы, и вскоре все забыли бы о ней. Однако женщину признали ведьмой. Ее пытали, и бедняга наконец-то выдала всю правду. В отношении пыток я могу сказать следующее: это весьма эффективный метод установления истины, если только применять его с умом. Она отвела констебля, священника и судью в те тайные места, где захоронила своих детей. Всего обнаружили девять трупиков. От одних остались лишь горсти останков, похожих на птичьи косточки. Иные же по какой-то случайности или под воздействием сухого воздуха мумифицировались. Представьте, безглазые куколки с пергаментной кожей.

Под пытками и угрозой сожжения Нэнси рассказала о своей любовной связи с Фрэнсисом. Но это ей не помогло. В представлении судей она тем самым лишь подтвердила наличие дьявольских чар. Нэнси сочли опасной ведьмой, раз она смогла околдовать такого человека, как всеми уважаемый помещик. Распространился слух, будто она использовала тела мертвых детей для колдовских снадобий. Еще в течение ста лет после этих событий местные дети засыпали под страшные рассказы о ведьме Нэнси, которая может прийти за их пальчиками или носами.

Останки тел — те, которые удалось обнаружить, — сожгли возле церковного кладбища. Не великодушно, конечно, однако они ведь погибли некрещеными и к тому же подверглись порче от своей матери-ведьмы. Такое недостойное захоронение скорее всего дало повод для возникновения различных историй, получивших распространение вскоре после упомянутых событий. Пошли разговоры. Некоторые очевидцы утверждали, что неуспокоенные души младенцев бродят по старому дому. Слуги часто слышали их жалобный плач. Уверяли, будто видели, как крошечные пальчики с когтями тянутся через стену. Ходили также слухи о том, что не всех младенцев удалось отыскать. Многие остались в выемках стен и под полом.

Теперь только очень храбрые или совсем глупые люди соглашались работать в замке. Фрэнсис Гэсгоингс и его жена, которые так и не обзавелись детьми, проводили время за границей. Родственники отказались общаться с ними. Наконец Мэри зачала, но ребенок родился мертвым, и бедняжка сама скончалась от лихорадки. Фрэнсис прожил еще много лет в полном одиночестве в своем мрачном жилище. Он старел, и вместе с ним старел замок. Обоих преследовали духи загубленных детей.

После смерти хозяина другие Гэсгоингсы переехали в дом, и он вновь ожил. Только былое величие уже никогда не вернулось в имение. А вот истории о плачущих младенцах, сухих пальцах, сморщенных лицах и ведьме Нэнси никак не прекращались.

Закончив рассказ, Габби подался чуть вперед, так что на его лице отразился мерцающий свет огня в камине; а затем, выдержав небольшую паузу, вдруг разразился смехом. Остальные присоединились к нему.

— Милая история, — заметил Дом. — И рассказано бесподобно.

На самом деле представление было так себе. А смех в финале, по-моему, испортил готическую легенду.

— Спасибо. Я буду с нетерпением ждать сообщения о детских пальцах, проникающих сквозь стены.

— Однако, — предположил я, — мертвые тела непременно спрятаны в тех частях старых построек, которые уже давно снесены.

Ангус грубо рассмеялся:

— Страшно, Мэтью? Ты не такой уж суровый северянин, каким казался прежде.

— Просто хочу уточнить факты.

Габби дружелюбно улыбнулся:

— Боюсь, когда дело касается былых ужасов, трудно докопаться до истины. На основании слухов создаются мифы, а сами слухи питаются мифами. Полагаю, однако, что если действительно младенцев было больше, чем обнаружено, остальные могут находиться под фундаментом. Буквально под нашими ногами. Возможно, в большом зале осталось ненайденное потайное место. Но давайте не станем ограничиваться одной историей. Кто следующий рассказчик?

Все начали ерзать, пока наконец Родди Бланден не заявил:

— Что ж, я мог бы рассказать вам о Веселом призраке из Вестминстера.

И он поведал нам свою историю. На поверку она оказалась в меру забавным анекдотом о кутежах голубых тори. Абсолютно ничего страшного, если только не считать эпизода, когда за обнаженным Иноком Поуэлом гонится по коридору светящийся искусственный фаллос.

— Отлично, — похвалил рассказчика Дом и глуповато хихикнул, — но я имел в виду совсем другое. Кто может выдать нечто такое, от чего у меня мурашки пойдут по телу? Есть человек, способный нагнать на нас страху?

Заговорил Нэш:

— Видите ли, я знаю одну страшную историю, если только вы позволите мне… так сказать… некоторые вольности в пересказе. Пальчики мертвых детишек напомнили мне кое о чем.

— А ну, Гнэшер, покажи класс, — поощрил его Дом.

В отличие от Габби Нэш не обладал даром прирожденного рассказчика. Он постоянно прерывался, вспоминая забытые эпизоды и делая мелкие поправки, которые не играли большой роли. Нэш начал повествование ровным голосом джентльмена из Сити, однако постепенно перешел на солдатский рык.

Вот что он поведал нам.

— Мы находились на расстоянии тридцати миль от Фритауна. Боже, что за чертова дыра этот городишко. Там невыносимо воняет людскими экскрементами, дохлыми собаками, всякими помоями, которые никто не убирает на улицах. Этим город похож на Лидс. Не обижайся, Мэтью. Слава Богу, вокруг полно шакалов и стервятников, которые пожирают всякую падаль. Какое облегчение покинуть такое гиблое место хоть на время! За городом тоже прилично разило. Местные обитатели относились к нам весьма приветливо. Когда мы проезжали мимо, их маленькие черные лица сияли счастьем. Они, разумеется, ждали от нас подачек. Так оно и было, пока у нас еще оставалась еда и мелочь. Однако скорее всего они радовались тому, что, пока мы неподалеку, военные вербовщики вряд ли потянут их за яйца в армию.

Я ехал в джипе. Машину вел довольно противный маленький капрал-шотландец по фамилии Бернс. Рядом со мной находились двое рядовых. Официально мы вроде бы проверяли контрольно-пропускной пост, который сами и установили. На самом деле нам просто хотелось прокатиться и малость развеяться. Отдохнуть от проклятой вони. В тех местах жарко, как в аду, но больше всего достает проклятая влажность. У всех гнили промежности. У вас такое случалось, господа? Советую держаться подальше от подобной беды. Доходит до того, что можно макать хлеб в мошонку.

Нас окружали джунгли. Полно деревьев и всякой растительности. А небо какое-то странное. Облаков вроде нет, но оно прямо коричневое. И солнце как будто расплывается по всем небесам. Жара пышет отовсюду, даже в тени от нее не скроешься. Пот бежал с меня ручьем и не думал испаряться. А какой он вонючий! Вот поэтому у нас всех и гнили промежности. Начинается с яиц, потом переходит на ноги. Чешется невообразимо. Но только попробуйте почесаться. Сразу же под ногтями окажется полно прелой кожи.

Итак, добрались мы до блокпоста, где дежурили сержант, трое рядовых и полдюжины солдат правительственных войск. У них оказалось море местной водки «Ганья». Совершенно отвратительный на вкус напиток. Пили ее, конечно, не мои вояки, а местные ребята, совсем молодые парни лет по шестнадцать-семнадцать. Абсолютно бесшабашный народ. Сержант пытался прекратить пьянство, но они не обращали на него никакого внимания. Храбрые черти, надо отдать им должное. Представьте перестрелку. Повсюду летят пути, а они стоят в открытую и палят в противника, выделываясь друг перед другом. Парни носят чудаковатые шляпы, что-то вроде цилиндров.