Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не орала на Копперфилд, я всего лишь сказала, что ей здесь может оказаться неудобно. – Миссис Куилл отложила счета. – Пасифика, ты считаешь, ей здесь будет удобно?
– Вульгарная вертихвостка ничего в таком не смыслит, – ответила Пасифика и вышла вон из комнаты, оставив миссис Копперфилд наедине с миссис Куилл.
Та взяла с комода какие-то ключи и поманила миссис Копперфилд за собой. Они прошли коридорами и поднялись один пролет по лестнице, а там миссис Куилл открыла дверь одного номера.
– Комната рядом с Пасификой? – спросила миссис Копперфилд.
Не ответив, миссис Куилл провела ее коридорами обратно и остановилась у номера Пасифики.
– Эта дороже, – проговорила она, – но возле комнаты мисс Пасифики, если вам угодно и вы согласны терпеть шум.
– Какой шум?
– Она принимается болтать и двигать мебель, как только проснется поутру. Ей-то что. Она крепкая. Ни единого нерва в ней нету.
– Миссис Куилл…
– Да.
– Вы не могли бы попросить кого-нибудь принести мне в номер бутылку джина?
– Наверное, смогу… Ну, надеюсь, вам удобно. – И миссис Куилл ушла. – Сумку вашу пришлю с человеком, – произнесла она, оглянувшись через плечо.
То, как все обернулось, повергло миссис Копперфилд в ужас.
«Я-то думала, – сказала она себе, – что они навечно останутся такими. А теперь нужно запастись терпением и дождаться, пока все снова не станет хорошо. Чем дольше живу, тем меньше умею хоть что-то предвидеть». Она легла на кровать, согнула колени и взялась руками за лодыжки.
– Веселись… веселись… веселись, – пела она, раскачиваясь на кровати взад и вперед. В дверь постучали, и в номер, не дождавшись ответа на стук, вошел мужчина в полосатом свитере.
– Бутылку джина спрашивали? – произнес он.
– Совершенно определенно – ура!
– И вот чемодан. Я сюда поставлю.
Миссис Копперфилд заплатила ему, и он ушел.
– Так, – сказала она, соскочив с кровати, – теперь чуточку джина – разогнать все мои горести. Попросту нет способа лучше. На каком-то рубеже джин берет все у тебя из рук, а тебе остается трепыхаться, как маленькой детке. Сегодня вечером хочу быть деткой. – Она сделала первый крупный глоток, а вскоре после – еще один. Третий она делала медленнее.
Бурые ставни у нее на окне были широко распахнуты, и ветерком в комнату заносило вонь жирной жарехи. Она подошла к окну и заглянула в переулок, отделявший «Отель де Лас Пальмас» от кучки хижин.
В переулке на стуле сидела старуха, ужинала.
– Все до кусочка съешьте! – проговорила миссис Копперфилд. Старуха мечтательно подняла взгляд, но не ответила.
Миссис Копперфилд возложила руку на сердце.
– Le bonheur, – прошептала она, – le bonheur… счастливый миг – ну что же он за ангел, и до чего славно, что не нужно слишком уж сражаться за внутренний покой! Я знаю, что волей-неволей буду наслаждаться некими мгновеньями веселости. Никто из моих знакомых больше не рассуждает о характере – а больше всего нам интересно, разумеется, обнаруживать, каковы мы.
– Копперфилд! – В номер ворвалась Пасифика. Волосы у нее растрепались, похоже, она запыхалась. – Пойдемте вниз, повеселимся. Может, такие мужчины вам не по вкусу, но если не понравятся, просто встанете да уйдете. Лицо себе только нарумяньте. Можно мне у вас джину отхлебнуть?
– Но лишь миг назад вы сказали, что кончилось время веселья!
– Да ну к черту!
– Да ну к черту всенепременнейше, – произнесла миссис Копперфилд. – Это музыка для чьих угодно ушей… Если б вы только не давали мне думать, Пасифика, всегда.
– А вам и не надо переставать думать. Чем больше способны думать, тем лучше вы других людей. Слава богу, что вы умеете думать.
Внизу в баре миссис Копперфилд познакомили с тремя или четырьмя мужчинами.
– Вот этот – Лу, – сказала Пасифика, выдвигая из-под барной стойки табурет и заставляя ее сесть с ним рядом.
Лу был щупл, и ему перевалило за сорок. Одет в легкий серый костюм, что был ему слишком тесен, синюю рубашку и соломенную шляпу.
– Она хочет перестать думать, – сообщила Лу Пасифика.
– Кто хочет перестать думать? – переспросил Лу.
– Копперфилд. Та маленькая девочка, что на табурете сидит, олух ты царя небесного.
– Сама олух. Ты уже совсем как эти нью-йоркские девчонки становишься, – произнес Лу.
– Возьми меня в Нуэва-Йорк, возьми меня в Нуэва-Йорк, – сказала Пасифика, подскакивая на табурете.
Миссис Копперфилд шокировало, что Пасифика игрива, как котенок.
– Не забывай про пупки, – сказал Пасифике Лу.
– Пупки! Пупочки! – Пасифика вскинула вверх руки и заверещала от восторга.
– А что такое с пупками? – поинтересовалась миссис Копперфилд.
– Вам не кажется, что это самое смешное слово на всем белом свете? Пупок – пупочек – а по-испански просто-напросто ombligo.
– По-моему, нет тут ничего настолько смешного. Но раз тебе нравится смеяться, валяй, смейся, – сказал Лу, нисколько не пытавшийся разговаривать с миссис Копперфилд.
Та подергала его за рукав.
– А вы откуда? – спросила у него она.
– Питтсбург.
– У меня нет в Питтсбурге знакомых, – вымолвила миссис Копперфилд. Но Лу уже переводил взгляд на Пасифику.
– Пупок, – вдруг произнес он, даже не изменившись в лице. На сей раз Пасифика не засмеялась. Вроде бы не услышала его. Она встала на перила барной стойки, взбудораженно и угодливо размахивая руками.
– Так-так, – проговорила она, – я вижу, еще никто не взял Копперфилд выпить. Я тут с маленькими мальчиками или со взрослыми мужчинами? Нет, нет… Пасифика найдет себе других друзей. – Она принялась слезать с бара, одновременно веля миссис Копперфилд следовать за собой. А меж тем локтем сбила шляпу с головы мужчины, сидевшего с нею рядом. – Тоби, – сказала она ему, – постыдился бы. – У Тоби были сонное лицо и сломанный нос. Одет он был в темно-коричневый плотный костюм.
– Что? Ты хотела выпить?
– Конечно, я хотела выпить. – Глаза у Пасифики сверкали.
Всех обслужили, и она вновь успокоилась на своем табурете.
– Ну, давайте, – произнесла она, – что будем петь?
– Мне на ухо наступили, – ответил Лу.
– Петь вообще не мое дело, – ответил Тоби.
Все они удивились, когда миссис Копперфилд запрокинула голову, как будто ее вдруг переполнило экзальтированное чувство, и запела.
Кому есть дело, если рухнет в море небо
И разорится где-то лишний банк?
Коль скоро твоим ласкам я – раба
Мне дела нет
Ведь жизнь – сплошная небыль
Лишь было б дело до тебя
И ты б со мною был[7]
– Хорошо, прекрасно… а теперь еще одну, – рявкнула Пасифика.
– Вы когда-нибудь пели в клубе? – спросил Лу у миссис Копперфилд.
– Вообще-то нет. Но когда на меня находил стих, я, бывало, очень громко пела за столиком в ресторане, и на меня обращали немало внимания.