Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда такие ситуации становятся серьезной проблемой на поисках. Если есть достоверные свидетельства в пользу того, что в зоне поиска есть медведь (его видели, слышали, заметили следы или свежие экскременты), координатор может принять решение об отзыве групп из леса в штаб. Иногда, особенно если пропавший находится в угрожающей жизни ситуации, поиск продолжается в прежнем режиме силами опытных поисковиков. Разумеется, в отряде есть соответствующие рекомендации, специалисты читают нам лекции о том, что делать, если рядом волчья стая, рысь, осенние агрессивные лоси и так далее.
Но, надо сказать, гораздо чаще случаются ситуации, когда людям кажется, что где-то рядом медведь, – они слышали рык (часто оказывающийся звуком, производимым другим животным или птицей), им кажется, что кто-то ломится через чащу (это могут быть кабаны или даже другие люди) и так далее, в то время как медведя на самом деле нет. Иногда такие сообщения в радиоэфире становятся причиной паники в процессе поиска, особенно если речь идет о резонансном деле, в котором принимает участие много людей не из отряда, без опыта.
Господи, дай мне сил. Про это же тоже надо рассказать, раз я честно записываю все, что связано с «Лиза Алерт».
22 июля на Алтае пропали двое детей, мальчик и девочка семи и восьми лет. Их искали местными силами, наши круглосуточно и посменно координировали поиск из Москвы. 25 июля туда вылетела наша поисковая группа. (Спасибо авиакомпании «Ютейр», которая бесплатно возит «Лиза Алерт» на поиски!)
Сегодня, 28 июля, детей нашли погибшими. Они забрались в чужой гараж, залезли в сундук и не смогли из него выбраться. Это такой ужас, что, когда не знаешь подробностей, остается усилием воли останавливать вопросы в своей голове; молюсь только о том, чтобы они умерли от холода, во сне и одновременно.
Сидим ревем с Катькой в разных концах Москвы – она дома, я в машине. А каково тем из наших, кто их нашел?
Господи, дай им сил.
Сутки спустя.
Вчера вечером я шла по улице, и мне хотелось подойти к каждому, схватить его за руку, остановить, рассказать ему, что случилось в Алтайском крае, и сказать: вы, лично вы можете кого-то спасти, вот форум lizaalert.org, вот наш канал в «Телеграме», вот группы в «Фейсбуке», «Инстаграме» и «ВКонтакте», вот тег в «Твиттере», хватайте непромокаемую обувь и бегите, прямо сейчас кто-то ищет кого-то, и именно вас там не хватает!
Если бы я знала, что это будет иметь эффект, именно так и делала бы.
Наверное, у меня профессиональная деформация – она нередко случается с теми, кто работает в социально-благотворительной сфере: та боль, которой он занимается, самая важная, и все обязаны уделить ей внимание. Буду бороться с этим. Каждый имеет право после работы завалиться с книжкой на диван, и, если бы я даже не вылезала из леса, не имела бы никакого морального права осудить этого человека. Это моя жизнь, и я ею распоряжаюсь так, а это его. Но…
Трагические детские поиски
У многих добровольцев, которые регулярно участвуют в отрядной деятельности, рано или поздно случается поиск, который запоминается на всю жизнь, переворачивает мировоззрение, становится во многом переломным.
Обычно это трагический детский поиск.
Для многих из нас первое участие в таком поиске – это причина, по которой они пришли в отряд. Часто поиски детей становятся резонансными, то есть привлекают внимание общественности, и именно после резонансов у нас появляются новые региональные отряды и приходит больше всего новых добровольцев.
Как правило, отрядные старожилы помнят все такие поиски в своем регионе.
Каждый раз – как первый. Каждый раз это чудовищной силы удар по всему отряду, потому что все мы здесь в первую очередь именно для того, чтобы этого не происходило. И где бы ни шел поиск ребенка, поисковики будут следить за ним в самых разных частях нашей страны. Будет отслеживать поиск оператор горячей линии, принявший заявку, инфорги и оперативные дежурные, работавшие с ней, участники поиска. И чем дольше он будет длиться, тем больше людей будут по много раз в день открывать тему этого поиска на форуме и региональную группу в ожидании отчета. И когда появится сообщение о том, что ребенок найден погибшим, заплачут очень многие.
Одно из основных мест гибели детей, которых мы ищем, – это водоемы. Безусловно, утопление – главная причина смерти детей, пропавших в природной среде. Кроме того, причиной становятся другие несчастные случаи (ребенок забрался куда-то и не смог выбраться: в холодильник на свалке, в сундук в заброшенном доме, упал в выгребную яму или люк), получил переохлаждение, был убит. Во многих случаях ребенок погиб еще до того, как был начат его масштабный поиск.
Екатерина Гогина (Кошка), руководитель направления «обучение старших поисковых групп», координатор, куратор региона (интервью проекту «Гордость России», октябрь 2019 года)
«Моя Лиза Фомкина, с истории поиска которой начался отряд „Лиза Алерт“, – это ярославский Миша. Как Лиза погибла и ее никто не искал, так и здесь, спустя столько лет – то же самое. Мы все эти годы бились, чтобы такого не было, – и снова то же самое… Мишу я очень долго выплакивала. И мне до сих пор очень больно, потому что я постоянно представляю себе, как он пять километров тащил за собой этот чертов велосипед и как он там умер от холода».
Ввела для себя новое правило: ехать на поиск только после как минимум трех ночей полноценного сна. Потому что сегодня впервые по-настоящему испугалась по дороге с ночного поиска.
Впервые я просто отключалась за рулем и ничего, ничего не могла с этим сделать. Нас было в машине четверо, но трое пассажиров спали. Я громко включала музыку и пела вслух, ела мелкими кусочками всякую ерунду и пила горячий чай, почти специально облившись им из термоса. Я била себя по щекам и ударялась затылком о сиденье. Я закручивала кожу на руке. В конце концов я остановила машину там, где были фонари, и по совету руководства отряда устроила себе пробежку. Подняла глаза и увидела, что бегаю вокруг Дмитровского молочного завода. Спортивно, хорошо, в энергичном темпе, на радость охранникам, сидящим у мониторов, – в пять утра, в поисковой одежде.
Села за руль – через пять минут эффект улетучился.
Я стала держать пальцами веки, но глаза все равно закрывались. Первый признак засыпания за рулем – когда ты начинаешь замечать, как моргаешь. Второй – у меня – когда мне кажется, будто мои глаза съезжаются к носу. Скорее всего, они закрываются. Дважды хорошенько испугалась – когда мне сигналили, потому что я выехала из своего ряда. Остановиться и поспать не могла: в восемь утра надо было быть в Москве. Разбудила ребят, честно им сказала, что у нас проблема, и они завели со мной разговор о поисках, мотоциклах, странностях женской логики, политике. Я проснулась, а тут и Москва подоспела.
