Но ему очень нравилось быть в этой новой квартире. Ремонт был самым простым, мебели минимум, все в каких-то абрикосовых тонах, на полу даже не ламинат, а линолеум. В таких квартирах селятся те, кто решает жить вместе. Вдруг стало ясно, отчего ему всегда веяло теплом от окон общаг семейного типа и особенно гостинок — в этих крошечных любовных гнездышках жили те, кто еще не успел заработать на более просторное жилье, кто еще только начинает, чья любовь свежа. Чем меньше и чужее жилплощадь, тем пронзительнее и острее должны быть чувства живущих там. На миг захотелось самому оказаться с ней в гостинке без балкона со специальной штукой за окном для сушки белья и стоячей ванной с простеньким ремонтом. Но это все недоступно и невозвратимо… чувства в готовом доме казались невозможными. Хотелось трудностей, которые нужно мужественно преодолевать вдвоем, поддерживая друг друга.

Последние трудности были, когда они подвизались печатать один глянцевый еженедельник и из-за сбоя в оборудовании задержали выход выпуска почти на четыре дня, пришлось платить неустойку рекламодателям и замазывать рестораном и подарками треснувшее доверие. Но это не те трудности, от которых хочется любить еще больше.

Славка начинал работать обыкновенным разнорабочим. После армии учиться уже не хотелось, ведь у матери было собственное производство, требовались новые руки, которым можно доверять, да и где научиться азам экономики и предпринимательства, как не в реальных условиях? Сразу после демобилизации Зоя Михайловна отселила его на Оболонь, в его собственную квартиру, правда без ремонта. Славка должен был сам заниматься благоустройством и покупкой мебели, а также отдавать матери определенный процент с заработной платы (которую она сама и выдавала) в счет погашения долга за квартиру. «Если бы ты был девицей, я бы ничего с тебя не требовала и делала все, лишь бы тебе хорошо жилось, но ты мужик, ты должен уметь рассчитывать только на себя, должен быть готов заботиться о семье, я специально не буду делать тебе никаких поблажек». Славка честно учился фальцовке, обрезке, подборке и как-то даже побаивался матери. Собственно, ее все побаивались. Зоя Михайловна одевалась все в те же серые учительские костюмы, седые волосы стригла коротко, почти не пользовалась косметикой и ездила на старом «Форде Скорпио», хотя в цеху было к тому времени оборудование на несколько сотен тысяч долларов. Славка все еще продолжал выносить мусор и запихивать бумажную «лапшу» в огромные зеленые кульки для утилизации, когда ему предложили набрать макет какой-то газетенки. С ним Славка с перепугу просидел до утра, открыв преимущества русскоязычного «Корела» перед англоязычным «Фронт Пейджем». После освоения верстки вывод пленок и проявка форм сделались самым пустяковым делом, особенно учитывая автоматизацию всего процесса. Труднее пришлось со станками. Предпоследний материнский «Доминант» был размером с хлебовозку и состоял из двух секций — сперва прогоняли то, что должно было быть пурпурным, потом лист шел на следующий барабан с голубой краской. Отпечатав тираж, оба барабана мыли, меняли краску, и те же листы пускались через желтый, а при желании заказчика еще и через черный цвет. Малейшая погрешность при проявке или установке формы вела к сдвигу цветовых отпечатков и деформации изображения. Потом уже купили современный станок с пятью секциями, так что лист проходил через каждый цвет за один цикл, а в конце, если надо, покрывался еще и лаком. Газетную бумагу привозили рулонами по 450 кг, в зимнее время она часто бывала наэлектризованной, и листы слипались, шел брак, приходилось усиленно увлажнять воздух и скакать вокруг станка с пульверизатором. Периодически мать отправляла Славку в банк за выписками, а потом и в налоговую — сдавать отчеты. С введением единого налога возни стало меньше, но все равно нужно было толкаться, ездить по разным фондам. В последнюю очередь Зоя Михайловна объяснила, как через дружественные конторы можно заказывать «рекламные услуги» и «тренинги», перечисляя на их счет определенные суммы и получая их потом назад в виде чистой налички за вычетом скромного процента. Названия фирм и услуг менялись, но секретные контактные номера оставались теми же. Славка был в курсе и насчет ребят на черной бэхе, которые, всегда очень вежливые, приезжали раз в месяц за приемлемой суммой в долларах США. Вопросы с периодически возникающими пожарниками, санэпидемстанциями и Обществом защиты прав потребителей решались так же полюбовно и просто. За восемь лет Славка прошел весь путь от печатника до бухгалтера, знал формулы необходимых химических растворов и места, где их можно добывать, тем самым существенно понижая себестоимость краски, научился разбираться в тонкостях издательского дела и ловко подбирать формат и тираж. Накануне президентских выборов в конце 2004 года Зоя Михайловна вдруг сообщила, что устала, продала квартиру на Рейтарской и уехала на заслуженный отдых в Краков: «вон из этой идиотской страны». Таким образом, Славка стал владельцем процветающего предприятия, занимающегося цветной и офсетной печатью, крупноформатной печатью, тампонопечатью на сувенирной продукции, издательством и рекламой. Цех у них был в промзоне, недалеко от Берестейки, а офис снимали неподалеку, на последнем этаже бывшего радиоремонтного завода, а теперь офисного комплекса класса «А» с сантехникой «Виллерой и Бох», с карточной системой пропусков и фастфудом на первом этаже.

Оранжевая весна среди морозов растопила многие сердца, и после революционных событий в атмосфере эйфории, белой пурги и теплого глинтвейна был заключен не один брак. Славка, как всегда, ничего не знал, влиятельных знакомых среди политических деятелей у него не имелось — заказы на агитационную продукцию поступали сами собой, без откатов и прочих вариантов. Когда вечером глава Центризбиркома объявлял о результатах, согласно которым победителем президентской гонки стал «ставленник рыжего таракана» — на протяжении полугода, похожий на Иосифа Кобзона, глядящий с билбордов по всему городу со слоганом «ТОМУ ЩО…», Славке было как-то все равно. В этом было бы глупо сомневаться, ведь в стране все давно было скуплено и поделено, и уступать власть посторонним людям никто не собирался. Телевизионный эфир отдаленно напоминал советское время — навязчивая пропаганда премьерских добродетелей: вот он в шахтерском городке общается с рабочим народом, вот он «срочно вылетел» туда, где беднотища и голытьба, отрезанная от объективных новостей, молится на него как на Бога. Все обстоятельно и убедительно, как четыре года спустя в России. Но буквально через полчаса после эфира с главой Центризбиркома Киваловым и к Славке домой, без звонка, примчались Вадик с какой-то девицей, обвязанные оранжевыми ленточками.

— Быстро собирайся! Оденься тепло, у тебя есть лыжный костюм?

Девица — румяная, раздухарившаяся — без разрешения полезла в шкаф в прихожей.

— Оранжевое что-то есть?

— Ты что, охренел? Куда вы собрались?

— На Майдан! Наши все уже там, так, давай быстро! Где лыжный костюм?

— Я Ане отдал…

— Но он же мужской! На хрен он ей?

— Мы расстались, не знаю…

Девица, перелопатив полку с шарфами и перчатками, вытянула рыжий женский платок с символикой Совета Европы — сувенир из Брюсселя.

— Я возьму, ага?