– Ну почему же… У тебя есть чем жить. Любовью новой живи. Чем плохо?

Сказала и сама удивилась, как резко и немного насмешливо получилось. Вышло так, будто позлорадствовала. И тут же попыталась пригладить эту злую насмешливость более спокойной интонацией. Более интеллигентской, согласно своей «сущности», как Валя выразился.

– Не надо тебе возвращаться, Валь. Неправильно это будет. Не надо.

– Почему?

– А сам не понимаешь, да? Ведь я для тебя теперь всего лишь нелюбимая женщина. А жить с нелюбимой нельзя. Тем более такая жизнь будет невыносима и для самой нелюбимой. Все просто, Валь, все просто… Все до ужаса просто, и говорить больше не о чем.

– А если б я не ушел? Ведь ты бы даже не заметила, что я…

– Что разлюбил меня, да? Может, и не заметила бы. Потому что слишком сильно любила.

– А сейчас что, уже не любишь?

– Нет. Не люблю.

– Но это же неправда, Насть. Я знаю, что это неправда.

– Ой, Валь… Ну что мы с тобой… Будто воду в ступе толчем. Любила, не любила… Чего теперь говорить об этом? И вообще… Ты бы лучше ушел, Валь. Мне трудно сейчас, очень голова болит. Нестерпимо просто. Уходи, пожалуйста… А с девочками я поговорю, обещаю. Попрошу их, чтобы прекратили этот глупый бойкот. Думаю, что они послушают меня.

Валя кивнул, но будто нехотя. Встал со стула и медленно пошел в прихожую. Настя даже провожать его не пошла – сил совсем не осталось. Когда за Валей захлопнулась дверь, подумала – сейчас бы самое время заплакать. Сидеть за кухонным столом и лить слезы в три ручья – вот было бы счастье! Жаль, что головная боль этого счастья не даст. Опять уже караулит все эмоции и все чувства. Как дамоклов меч над ними висит. И надо бы еще пойти и прилечь, успокоить ее как-то, пока девчонки домой не вернулись. А когда вернутся, и впрямь надо с ними поговорить. Что еще за бойкот отцу устроили, интересно? Так ведь нельзя… Нельзя… Чтобы совсем отвергнуть его, из дочерней жизни вычеркнуть… Он же любит их, и они его тоже любят, как бы этой любви ни сопротивлялись, глупенькие…

* * *

– Да что с тобой, Валечка, родной мой? Что случилось? Да на тебе же лица нет… Ну что ты молчишь, расскажи мне все, тебе легче будет! Что случилось, Валечка?

Лара проговаривала заботливые слова и сама на себя злилась: что ж она кудахчет, как курица! И спрашивает который уже раз – что случилось да что случилось! А Валя молчит…

Хотя можно было и не спрашивать ни о чем, и без того ясно, почему Валя пришел такой – молчанием опрокинутый. Наверняка пытался с дочками в очередной раз встретиться, контакт наладить. И в очередной раз не получилось ничего. Да что ж они делают с отцом, поганки этакие?! Решили его бойкотировать, смотрите-ка! Соплюхи еще, а туда же… Да что они могут решать – в свои тринадцать? Или сколько им там исполнилось?

Она, к примеру, в этом возрасте ничего сама за себя не решала. Как мать велела, так и делала. Да и потом ничего не решала. Мать сказала – выходи замуж за Павла, она и вышла. И ничего, прожила как-то семнадцать лет, хоть и не очень весело было… Зато теперь у нее все есть для счастливой жизни! Дом есть, машина, деньги кое-какие на счете. Так просто ведь ничего не дается, надо это понимать! И родителей надо уметь ценить за их заботу! Да если б не ее мама… Разве теперь она жила бы так беззаботно, не думая о деньгах?

Да, кстати… Надо сходить в банк, деньги со счета снять. И побольше. При помощи денег любые вопросы решить можно. Например, попытаться ублажить этих двух Валиных нехочух. Подарки им купить, шмоточки модные. Перебить их неколебимую вредность. Какая ж соплюха в свои тринадцать от таких внезапных благ откажется? Главная задача – их в гости к себе выманить. Но и это вопрос решаемый, если хорошо подумать. И она даже знает, с какой стороны к решению вопроса приступить.

Утром, когда Валя уехал на работу, сразу и приступила. Для начала выяснила в регистратуре поликлиники, где работала Валина жена, ее телефонный номер. Можно было и у Вали в телефоне подглядеть, конечно, да как-то не с руки было. Он же ни на минуту со своим телефоном не расстается, все ждет, когда ему доченьки позвонят. Прям заболел этим ожиданием, хотя и молчит. Но она же видит, не слепая! И она любит его… И потому помочь просто обязана, любыми путями. И поможет, как бы там ни было!

Она долго готовилась к разговору с «бывшей» – так про себя называла Валину жену. Наконец кликнула ее номер, стала ждать. «Бывшая» ответила почти сразу, произнесла в трубку деловито:

– Да, слушаю!

– Добрый день, Настя… Не пугайтесь, что слышите незнакомый голос. Я сейчас представлюсь. Я та самая женщина, с которой… Которая теперь с Валей… Меня Ларой зовут. И мне очень нужно поговорить с вами, Настя.

Голос все же дрожал, и слова выскакивали какие-то неуклюжие, будто она очень волновалась. А может, и впрямь волновалась… Как-то еще эта Настя себя поведет? Вдруг обрушит ей на голову проклятия? Куда их потом девать от себя, вдруг прилипнут? Это ж не дай бог, если прилипнут…

Но никаких проклятий со стороны «бывшей» не последовало. Наоборот, произнесла в трубку ровным голосом:

– Добрый день, Лара. Не буду говорить, что мне очень приятно вас слышать, но… Все равно выслушаю, конечно же. Что вы хотите мне сказать? По-моему, все уже решено и понятно.

– Нет, не все! – услышав спокойный голос «бывшей», вдруг осмелела Лара. – У меня к вам большая претензия, Настя, очень даже большая!

– У вас? Претензия? Странно… И какая же у вас претензия?

– Вы почему настраиваете девочек против отца? Это ведь неправильно, согласитесь! Вы же этим ничего уже не решите, только хуже для них сделаете!

– Да, согласна, это было бы ужасно неправильно с моей стороны. Но дело в том, что я их вовсе не настраиваю…

– Да? А почему же тогда они бойкот отцу объявили? Видеться не хотят, на телефонные звонки не отвечают? Ведь ясно, что это вы им не разрешаете!

– Я разрешаю. В том-то и дело, что разрешаю. То есть не вмешиваюсь в их собственные решения. Да они сами… Они сами не хотят общаться с отцом…

– Да что они вообще могут – сами? Они же дети еще! Нет уж, не убедили вы меня, Настя… Я думаю, это вы подталкиваете их к такому решению. Ну согласитесь, что это так!

– Нет, Лара. Не соглашусь. Они действительно приняли такое решение. И да, я с вами согласна, что это неправильно, но… Что я могу? Не приказывать же мне им, в самом деле?

– А хоть бы и приказывать! Вы что, совсем влияния на них не имеете? Что хотят, то и делают? – Лара смелела все больше, слыша в голосе собеседницы нерешительные нотки.

И, не дав ей опомниться, снова заговорила быстро:

– Хотя я вас понимаю прекрасно, что же! Вы и рады, что девочки с отцом общаться не хотят! Через свою обиженность никак переступить не можете, сидите и тихо радуетесь! Вместо того, чтобы им помочь… Чтобы подтолкнуть их к общению с отцом… Вы же должны понимать, как им необходимо это общение! Вы же своим попустительством ломаете их неокрепшую психику, неужели вы сами этого не осознаете?