и почему дядя Хаф испытывал такую тяжесть на Земле. Он же привык к своему марсианскому весу!

— Но ты не беспокойся, — ласково сказала Хлея. — Когда вырастешь, может быть, и на Земле добьешься таких же высоких результатов.

Марсиане убрали свои фотоаппаратики. Крум стер с лица пот, выступивший от глубокой скорби, и грустно заявил:

— Прощай, мое тренерское звание! Рыба еще плескалась в море, а мы включили электросковородку! Хорошо хоть, что избавили земных людей от лишнего волнения. Там столько слабых сердец!

С момента моего триумфа истекло всего лишь около пяти минут…

Глава X. Фобос, Деймос и… «он»

Прошло несколько дней.

Марсиане стали смотреть на нас как на своих. Однажды серьезный мужчина в летах даже спросил у меня:

— Эй, малый, что ты толкаешься, как доисторический барашек?

Может быть, он бы мне и наподдал, но вовремя вспомнил, что мы не родственники, и воздержался. Только пригрозил мне своим коротким указательным пальцем, как это делают обычно соседи по жилкооперативу.

Охватила меня и ностальгия — я загрустил по нашей красивой, свежей Земле, по маме с папой, по айвовым деревьям во дворе соседки Евлампии, которые без меня рисковали остаться впервые не обнесенными. Крум тоже начал прищуривать глаза и мечтать о хорошем супе, над которым поднимается горячий пар. Да и пора уже было нам, как воспитанным гостям;, подумать о возвращении домой.

Когда однажды вечером мы поделились этими мыслями с Хлеей, она опечалилась. Призналась нам в симпатии и высказала глуповатую мысль, что во всем виновата она, поскольку не успела предложить нам достаточно развлечений. Потом заревела. Нас тоже тронула женская сентиментальность, и мы сами разревелись. Естественно, мы не могли реветь вечно, поэтому через четверть часа перестали. Потом решили отложить неприятный разговор до другого раза и подумать о чем-нибудь повеселее.

— Давайте снова пойдем к дяде Хафу, — предложила наша хозяйка, утерев глаза своими широкими рукавами.

— Отлично! — сказал Крум.

— Даже более чем отлично! — присоединился и я. — Там мы сможем узнать много нового и интересного.

Только собрались идти, как в комнату вошел профессор Фил Фел. Он одобрил наше намерение:

— Прекрасно придумали, нисколько не возражаю. Есть у меня только одна небольшая просьба.

Я сказал, что мы готовы исполнить любую его просьбу. Крум подтвердил.

Профессор улыбнулся:

— Хотел бы сказать несколько слов дочери наедине. Мне кажется, что мы сможем придумать кое-какие развлечения и таким образом задержать вас у себя на некоторое время.

Про себя я подумал:

«Ты ж посмотри — прочел наши мысли! Если он так же заботливо относится к своим студентам, все отлично защитят дипломы!»

А вслух сказал:

— Не будем мешать вашему разговору. Двинемся сами, а Хлея подоспеет потом.

— А вы доберетесь? — спросила она с некоторой тревогой.

Я выпятил грудь, а Крум — живот.

— Не сомневайся в наших способностях! Мы добрались от Земли до Марса, так что же для нас какая-то обсерватория? Разве мы там не бывали?

— Тогда нечего медлить, — обрадовалась Хлея.

— В самом деле, нечего, — успокоился и ее отец. — Я мог бы отложить разговор на завтра, но боюсь, что забуду. Все профессоры Вселенной очень рассеянны, и я не составляю исключения.

Отправились мы вдвоем. Шли посередине сводчатого коридора, в котором свободно могла бы уместиться городская улица вместе с тротуарами. Крум приветствовал встречных слева, а я — справа, стараясь никого не пропустить. Нам не хотелось, чтоб они подумали, будто мы зазнались или плохо воспитаны. Так мы дошли до лифта, открыли дверь, вошли внутрь, закрыли дверь и нажали кнопку № 1256.

— С-с-с! — присвистнул лифт и потянул вверх.

Когда мы явились к инженеру Хафу, тот сидел за одним из телескопов и наблюдал небо. Мы сказали:

— Добрый вечер, дядя Хаф!

В ответ не послышалось ни слова.

Мы повторили приветствие и добавили:

— Можно к вам? Не помешаем?

Инженер опять не ответил, но рукой показал на стулья. Наверное, он видел что-то интересное, потому что его парик подрагивал от напряжения, а спина согнулась, как запятая. Так однажды папа настолько увлекся игрой в шахматы, что потом у него был волдырь на губе — он сунул в рот сигарету зажженной стороной. Мы сели и стали ждать. Уж не по такому срочному делу пришли, право!

Через несколько минут дядя Хлеи повернулся к нам. Взгляд его был утомленным, а на лбу появились две поперечные морщины.

— Что-то произошло, мальчики, но не могу понять что! — сказал он задумчиво и ухватил себя за нос. — Между Пю и Бю пролетели три загадочные светящиеся точки.

— Эх, — сказал я. — Здесь, по крайней мере, знают, что такое Пю и Бю, а нам и это неизвестно.

— Пардон! — извинился инженер, показав этим, что жил и во Франции. — Пю и Бю — это названия естественных спутников Марса, наших лун. Земным астрономам они известны как Деймос и Фобос.

Все мне стало ясно и без дальнейшего объяснения. В «Популярной научной библиотеке» содержится немало сведений по этому интересному вопросу.

— Деймос и Фобос — названия древние, — сказал я Круму, чтобы он не оставался в дураках. — По-болгарски они означают Ужас и Страх.

— Не такие уж они страшные! — улыбнулся инженер.

И сообщил кое-какие подробности, которые я знал, но которые не мешало бы знать и моему другу. Деймос оборачивается вокруг Марса за 30 часов 21 минуту. Удален от него на 23500 километров — приблизительно как Болгария от Австралии. Фобос находится еще ближе к Марсу — всего в 9370 километрах. Он делает полный оборот вокруг планеты за 7 часов 40 минут.

— Если они так близко, то почему выглядят меньше нашей Луны? — спросил Крум.

Я не задал бы такого вопроса, но космонавт-2 — малообразованный астроном, солидных познаний у него нет.

— Видишь, как плохо, когда мало читаешь! — вынужден был я строго упрекнуть его. — Да эти же спутники в самом деле очень маленькие. Диаметр Деймоса — 13