Королевский взгляд переместился на него.

— К тебе мы не обращались.

Граф издал неприятный звук, словно поперхнувшись кровью. Король снова посмотрел на Дюрандаля.

— И что тебе больше нравится в рапирах?

— Гм… Мне кажется, они требуют большего мастерства, сир.

— Ясно. Ну что ж, в данном случае мы не увидели, чтобы сила взяла верх над мозгами. — В янтарных глазах заиграли искорки.

— Вы льстите мне, Ваше Величество.

— Ты выиграл дуэль, не нанеся ни единого удара! Ты сотворил новую легенду. Похоже, у тебя это входит в привычку. Поздравляем.

Облегченно вздохнув, Дюрандаль отважился на небольшой поклон и сумел не упасть при этом.

— Что же до тебя, милорд, я аплодирую твоему выдающемуся выступлению на нашем турнире. Вы со своим почтенным батюшкой, разумеется, отобедаете с нами.

Алдан шагнул к барьеру. Король поднялся и повесил ему на шею ленту со звездой полуфиналиста; при этом даже ему пришлось подняться на цыпочки. Все остальные, конечно, тоже встали, вежливо аплодируя.

Маркиза на обед не пригласили. Когда августейшая чета ушла, он спустился к барьеру и, к несказанному облегчению Хоэра, махнул рукой своему Клинку. За два с половиной года, что Дюрандаль знал его, он обрюзг. Его нечасто видели трезвым.

— Отличная работа, парень! Скоро ты сможешь выбраться из этого медвежьего капкана?

— Я с радостью побуду с его светлостью, пока ты не будешь готов, сэр Дюрандаль, — с обычной загадочной улыбкой сказал Хоэр.

— Минут через десять, милорд.

— Тогда пошевеливайся. У меня сегодня дел хватает. Встретимся на каретном дворе.

Когда Дюрандаль потащился к своему шатру, толпа снова взревела.

Наттинг ждал его у кареты; лакеи и кучер уже заняли свои места. Что это за дело у него такое срочное? Единственным его занятием в последнее время было приглядывать за обстановкой грандиозного дворца, который он строил себе, да и то последнее слово оставалось за его женой. Он беспробудно пил и ночами шатался по залам.

Дюрандаль благодарно кивнул Хоэру, сочувственно закатившему глаза, поклонился маркизу и зашагал прочь. Наттинг полез в карету. Она тронулась с места немедленно, так что Дюрандаль садился уже на ходу.

— Лихо ты это провернул!

— Спасибо, милорд. Все равно, я не должен был проигрывать ему утром.

— Да, но тебе будет приятно услышать, что я верю в тебя. Это был весьма прибыльный для меня день.

Он мог оказаться менее прибыльным, если бы за воротами дворца их ожидала разъяренная толпа. Впрочем, на деле там обнаружилось только несколько обиженных зрителей, не преминувших издевательски посвистеть им вслед. Маркиз, казалось, не обратил на это никакого внимания, и карета, скрипя и раскачиваясь, покатила по узким, грязным улочкам Грендона.

— Увы, — сказал маркиз после нескольких минут идиллического молчания. — На завтрашний поединок ставки будут менее благоприятны. Ты фаворит, четыре или пять к одному.

— Я не заслуживаю такого. Сэр Чефни — великолепный фехтовальщик.

— Гм… да. — Маркиз задумчиво пожевал губу. — Мне не хотелось бы говорить с тобой о таком низменном предмете, как деньги, сэр Дюрандаль…

Сам по себе титул ничего не значил, но он никогда раньше не обращался к нему так. Дюрандаль ощутил легкий укол тревоги. Что задумал Наттинг? У него совершенно не было собственных денег. Ему предоставлялись стол и одежда, но не деньги. Все развлечения — лошади, пиво — он получал за счет Гвардии. Единственное, зачем пригодились бы деньги, — это на подарки женщинам, но гордость не позволяла ему просить об этом. Женщинам оставалось довольствоваться его легендарной личностью, чего им, к счастью, обычно хватало.

— Милорд?

Карета грохотала по булыжной мостовой, медленно продвигаясь по улицам, заполненным народом. Похоже, они направлялись в самую злачную часть города.

— Видишь ли, Наттинг-Хаус обходится мне значительно дороже, чем я ожидал.

— Если я выиграю завтра Кубок, он, разумеется, будет принадлежать вашей светлости как моему патрону, — забрал же этот живодер и прошлогодний приз.

— Да, но… — Взгляд маркиза сделался блуждающим, но тем не менее старательно избегал встречи со взглядом Клинка. — Боюсь, сотня крон — это капля в море. Мой сегодняшний выигрыш исчисляется тысячами, и я поставил все до последней кроны на финал.

СМЕРТЬ И ПЛАМЕНЬ!

— Если вы позволите мне заметить, милорд, — вы ставите на завтрашний выигрыш? Я не совсем уверен в том, что могу побить сэра Чефни. Он побил коммандера Монпурса весьма убедительно.

— Я рад, что… То, что я предлагаю, сэр Дюрандаль, — это сделать твою собственную ставку.

— Мне нечего ставить, милорд.

Наттинг молча ткнул пальцем в кинжал на его поясе.

— Нет! — Увидев, как его подопечный тревожно вздрогнул, он сделал глубокий вздох. — Я имею в виду, я не могу расстаться с подарком самого монарха, милорд! Он сразу же заметит его отсутствие.

— Тьфу! Он никогда не узнает об этом. Ты не надевал его при фехтовании. И все, что от тебя требуется, — это расстаться с ним до окончания турнира. Один мой друг предлагает под него залог в шесть тысяч крон.

— Он стоит в десять раз дороже!

— Только при полноценной продаже, парень. Это всего лишь краткосрочный заем.

— А если мне не удастся выиграть поединок, что тогда?

Маркиз неуютно поерзал на подушках.

— Твоя обязанность — защищать меня, так?

— Конечно. Но только…

— Разве долговая тюрьма не опасность? Если я не наберу за считанные дни солидную сумму, сэр Дюрандаль, именно там я и окажусь. Полагаю, ты последуешь туда за мной.

— Ах ты, жалкий свиной ублюдок. — Дюрандаль не поднимал голоса; нет смысла кричать, констатируя факты. — Ты хочешь сказать, твоя сестра-шлюха не в состоянии больше выжать денег из Короля?

Взгляд Наттинга на мгновение вспыхнул, но тут же подавленное настроение снова овладело им.

— Можно сказать и так. И поскольку никто больше не заплатит моих долгов, нам предстоит гнить в тюрьме до самой смерти. На Дрейн-стрит умирают быстро, Клинок. Готов ли ты защищать меня от чахотки?

— Клянусь Восемью Стихиями, я здоровее тебя! Когда ты сдохнешь, я стану свободным — свободным от тебя и от самого позорного долга, когда-либо возложенного на честного воина.

— Тебе виднее. Мы приехали. Так это твое окончательное решение?

Карета остановилась в темном и вонючем переулке, таком узком, что люди с трудом протискивались мимо. Их ждали; в стене отворилась дверь, и из нее вышел лысый толстяк. Он улыбнулся, показывая почерневшие, сломанные зубы.