– Что читаешь?

– Стихи.

– Чьи?

– Гете. – Я показала обложку, где золотыми буквами на немецком было написано имя автора.

– А, ну да, ты же у нас языковед… Интересно?

– «Über allen Gipfeln ist Ruh, In allen Wipfeln Spürest du Kaum einen Hauch; Die Vögelein schweigen im Walde. Warte nur, balde Ruhest du auch», – спокойно, с размеренной интонацией произнесла я вслух.

– Я только английский учил… Но как будто что-то знакомое… – удивленно произнес Леша.

– Конечно, знакомое! – не выдержав, улыбнулась я. – «Горные вершины спят во тьме ночной. Тихие долины полны свежей мглой, не пылит дорога, не дрожат листы, подожди немного, отдохнешь и ты…» Перевод Михаила Юрьевича Лермонтова.

– О чем это, как думаешь?

– О смерти, – не раздумывая, ответила я. – О том, что рано или поздно человек растворяется во всем этом… – Я повела рукой вокруг себя.

– Это раньше так было, в прошлых веках. Теперь же мы должны раствориться в этих выхлопных газах, превратиться в плитку под ногами, вытянуться в асфальтовую дорогу, перевоплотиться в цветочные клумбы и стать башнями-высотками. Разве не так?

Я опять улыбнулась.

– Давай договоримся. Я больше не буду задевать тебя, а ты не станешь подначивать меня. Нам по-прежнему придется встречаться в компании Наташи, куда деваться… но при этом мы вроде как не будем замечать друг друга. Короче, заключим с тобой пакт о ненападении, а? – тоже улыбнувшись, добродушно предложил Леша.

– Нет.

– Но почему… Я обещаю!

– Нет.

– Наталья сожрет меня! Да и тебя она сожрет, ты и сама это знаешь.

– Нет, – повторила я это короткое слово, вдруг ставшее в последние дни моим девизом.

– Лида…

– Я не хочу тебя больше ни видеть, ни слышать, ни вообще знать.

Секунду он глядел на меня, недоуменно подняв брови, затем пожал плечами. Встал из кресла, направился к двери. Но не вышел и остановился ко мне спиной, словно задумался, держась за ручку двери.

– А ты знаешь… Я, наверное, тоже все время думаю о смерти, – вдруг пробормотал он.

– Тоже? Гм. Я вовсе не думаю о смерти, – поправила его я.

– Ну, тогда эти стихи прозвучали очень к месту… как раз для меня.

– Леш, не дави на жалость. Я не собираюсь тебя спасать. Не моя работа. Пусть этим занимается Наталья.

– Не замечал в тебе раньше этой циничности.

– Да, ты замечал другое, – согласилась я. – Какая я лицемерка и скучная институтка.

– Тебя все в этой жизни устраивает?

– А тебе-то что до меня…

– Нет, ты скажи. Мне интересно.

– Не все. Вернее, меня все не устраивает, – почему-то вырвалось у меня.

– Я бы тоже хотел все поменять, – обернулся Леша.

– И я. Ненавижу свою работу: эти командировки, поезда, самолеты, залы ожидания, вокзалы и гостиницы…

– А я ненавижу эту воду. Эти бутылки. Городской трафик, от которого зависит работа наших водителей… И этих наемных водителей я тоже… Нет, не ненавижу, это слишком сильно звучит. Они мне глубоко безразличны. Торговля питьевой водой – не мое. Я занимаюсь совсем не тем, чему учился, чего хотел. А главное, я совсем не хочу быть под началом Сергеича.

– Никита Сергеевич – замечательный человек…

– Он зануда и пиявка. Конечно, любой начальник, босс имеет право быть занудой и пиявкой и кем угодно, но… Не круглые же сутки мне терпеть все это? Он же лезет во все наши с Натой дела!

– Поставь его на место. И вообще, ты от этого родства больше плюсов получаешь… – возразила я.

– Я бы и уволился, но уволиться из собственной семьи нельзя.

– Пусть Наташа поговорит с отцом.

Леша улыбнулся. Подошел к кровати, сел рядом, взял мою руку в свою. Я хотела вырвать у него руку, но потом передумала. Мне вдруг стало интересно, что он еще скажет. Кажется, в первый раз я увидела в нем живого человека, который чувствует и думает.

– Лида. А вот теперь я серьезно. Прости меня.

– Прощаю. И ты меня прости.

– Нет, ты была права во всем. Я урод и хам.

– Для мужчины это даже хорошо, – меланхолично произнесла я. – Быть грубым чудовищем… Тогда каждая девушка рядом с таким мужчиной чувствует себя красавицей.

– И умницей.

– Что?

– Я говорю – ты умница. И вовсе не лицемерка. В тебе есть нечто… Глубина, что ли? Или как это еще назвать? Второй план, третий… а за ними еще и еще! Ты, в хорошем смысле, очень непростая, Лида.

– Возможно, – легко согласилась я. – Только тебе-то это зачем?

– Не знаю. – Он поднес мою руку к своим губам и поцеловал. «Я это чувствовала, я знала, что так и будет, что он именно к этому и ведет…»

Я наконец вырвала у него руку:

– Уходи.

– Не могу, – улыбнулся Леша. В этот момент он даже показался мне симпатичным. Совсем не красавец, но что-то такое в нем я теперь разглядела, харизму, что ли… Как в некоторых актерах… Страшный, но бездна притягательности. Мне пришло на ум много французских актеров примерно вот такого типажа – длинный кривой нос, оттопыренные уши, хищная улыбка, а все женщины сходят с ума…

«А ведь он мне нравится, – с нарастающей тревогой подумала я. – Я слишком много думала об этом человеке, часто упоминала о нем в разговорах… И все эти сны с его участием… Просто наваждение какое-то».

Он снова взял мою ладонь в свою. Больше ничего не делал, не пытался ни обнять, ни поцеловать… Просто держал за руку и смотрел мне в глаза, улыбаясь едва заметно, краешками губ.

Стыдно признаться, но мне было приятно. Я не торопилась опять отнимать у него руку, я хотела, чтобы этот момент растянулся во времени.

И он тянулся, тянулся… Мы сидели рядом и смотрели друг на друга, и что-то такое происходило между нами, непонятное и неподконтрольное. Неправильное.

– Что это на тебя нашло? – спросила наконец я. – Что за нежности такие, почему, чем я заслужила?

– Представил, что больше не увижу тебя… И стало не по себе, – серьезно ответил Леша.

– Пройдет.

– Не знаю. Как-то это… чем дальше, тем сильнее.

– Что сильнее?

– Вот это… – Он пошевелил свободной рукой в воздухе. – Даже понятия не имею, как это называется. Растворяюсь. Да, я в тебе растворяюсь. Как в воздухе…

Леша придвинул меня к себе, обнял. И у меня не было сил сопротивляться ему. Потом он поцеловал меня – и я вновь не стала протестовать. «Еще, еще, – кто-то твердил у меня в голове исступленно. – Пусть не останавливается!» До этого момента я просто не могла представить, что мужское прикосновение способно вызвать во мне столько ответного желания.