— Ты так думаешь?

— Отличное место.

— А сам ты там когда-нибудь отдыхал?

— Пару раз, — признал он, поудобнее устраиваясь в кровати. — У нашей семьи есть собственный остров в Греции, а еще мы часто бываем в Монако и Стамбуле.

— Что, там у вас тоже есть по собственному островку?

— Нет, всего лишь по поместью.

— Всего лишь по поместью? Ну-ну.

— Может, ты еще предложишь мне извиниться за то, что я богат? — Странная какая-то реакция, ведь она постоянно имеет дело с богачами на своем аукционе.

— Нет.

— Ну так и к чему этот снобизм?

— Это я-то сноб? А ты ничего не перепутал, ваше королевское высочество, принц Раиф Коури, извини, уж не помню все твои титулы, с дворцом, частным самолетом и дипломатической неприкосновенностью?

— Да, я считаю, что предполагать, что богатые люди чем-то отличаются от всех остальных, — это снобизм.

— Я училась в школе с богачами, так что, поверь мне, я знаю, чем они отличаются от обычных людей.

— И что это была за школа? — Раифу действительно было интересно.

— «Хэмптон хайтс», частная школа в Вашингтоне. Я попала туда только потому, что мои родители там преподавали, а все мои одноклассники были заносчивыми мешками с деньгами с непомерно длинными именами.

— И они тебя не принимали. — Судя по ее голосу, в школе ей пришлось не сладко.

— Практически все они были из древних богатых родов. А у меня совсем не было средств, так что когда я первый раз надела школьную форму, я даже боялась, что меня арестуют за то, что я пытаюсь выдать себя за того, кем я на самом деле не являюсь.

— Мне очень жаль. — Пусть у самого Раифа обычно возникали совершенно противоположные проблемы, но он хорошо знал, какого тебе приходится, когда тебя не принимают окружающие. — Я знаю, что значит быть не таким, как все.

— Бедный богатенький мальчик, — улыбнулась Анна, положив подбородок ему на плечо.

— Меня дразнили, обижали и не принимали.

— Потому что ты был слишком хорош?

— Потому что считали меня кем-то, кем я никогда не был.

Анна кивнула, и Раиф прочитал в ее глазах сочувствие.

— А потом стало лучше? — вдруг спросил он.

— Постепенно. В итоге мне удалось и завести друзей, и получить отличное образование.

— За что я люблю британцев, так это за то, что их волнует лишь собственная королевская семья, а до какого-то там неизвестного принца там никому нет никакого дела. Поэтому я даже обрадовался, что для разнообразия меня все оставили в покое.

— Я бы сейчас тоже предпочла избежать излишнего внимания.

— К твоему сведению, я тоже не люблю журналистов.

Анна потерлась щекой об его плечо:

— Это не имеет никакого значения, они все равно так просто от нас не отстанут.

— Но никто же не знает, что ты сейчас со мной.

— А если кто-нибудь из «Плазы» все расскажет?

— Джордан выбрал этот отель именно потому, что там работают весьма благоразумные люди.

— Но большинство людей можно купить.

— Мы просто будем все отрицать.

— То есть соврем?

— Конечно, а почему бы и нет? Ведь ты и раньше врала.

— Только тебе.

— Хочешь сказать, что я — твой первый? — усмехнулся Раиф. — Я польщен.

— Я бы предпочла, чтобы ты стал моим последним, — задумчиво ответила Анна.

Ее последним любовником? Что за глупость? Вот только Раиф и помыслить не мог, что какой-то другой мужчина будет точно так же держать ее в своих объятиях. Ведь она теперь его. И пусть он и знал, что это невозможно, но он хотел, чтобы она навсегда осталась его.

Раиф обвил ее руками, поцеловал в висок, затем в ухо, потом в шею, а вскоре вернулся к ее волшебным губам, чувствуя, как в нем вновь разгорается желание. И сейчас ему безумно хотелось стереть всех прошлых мужчин из ее памяти, чтобы она навеки принадлежала лишь ему одному.

А когда следующим вечером они снова встретились с Рорком, Анна вдруг поняла, что, чем бы ни закончилась эта встреча, уже всего через пару минут она навсегда расстанется с Раифом.

На этот раз Рорк принес стальной ящик длиной чуть больше полуметра, шириной и высотой сантиметров по тридцать. Ящик явно был тяжелым, и Рорк с видимым усилием водрузил его на стол, а потом открыл.

Раиф и Тарик неподвижно стояли рядом с Анной, а она с благоговением уставилась на статуэтку.

И так же, как и в улыбке Моны Лизы, в выражении лица этой женщины была какая-то загадка. На первый взгляд оно казалось совершенно безмятежным, но уже секунду спустя Анна готова была поручиться, что на нем написано удовлетворение и даже радость. Так странно.

Надев перчатки, Рорк аккуратно вытащил статуэтку из ящика и поставил на заботливо подстеленную ткань. И несколько мгновений все молча и неподвижно любовались «Золотым сердцем».

Анна знала, что статуэтка не светится, это лишь оптическая иллюзия или игра ее собственного воображения. Но эффект был потрясающий. Золотой постамент и розовато-лиловый мрамор так и играли.

— Да, королевский мрамор ни с чем не спутаешь, — с ноткой подлинного почтения в голосе заметил Раиф. — Никто не знает, как он этого смог добиться, но скульптор, Салех-ибн-Рахман-ибн-Кунья аль-Фулан сумел сохранить почти одинаковый рисунок на всех трех статуэтках. Я сравнивал две статуэтки, когда они стояли рядом.

— А представьте, что перед вами стоят все три «Золотых сердца», — вставил Рорк.

— Да, наверняка, однажды такое увидев, будешь помнить об этом всю жизнь.

Анна взглянула на статуэтку чуть с другого ракурса.

— Ее лицо, оно меняется.

— А по мне, так оно все время спокойное.

— А по-моему, даже немного подавленное, — вставил Тарик.

— Терпеливое, — поправил Раиф, — мне кажется, ты хотел сказать — терпеливое.

— Но вы же заметили, что оно меняется?

— Это всего лишь статуэтка.

— А «Мона Лиза» — всего лишь картина, — возразила Анна. — Просто не верится, что вы этого не видите. — Анна еще раз обошла статуэтку, и теперь она снова выглядела безмятежной.

— Мне нужно осмотреть ее основание, — заявил Раиф.

Рорк кивнул, аккуратно уложил статуэтку на бок, и Раиф принялся что-то там выглядывать, вооружившись увеличительным стеклом.

— Бумаги не врут, я лично установил происхождение этой статуэтки, — заметил Рорк.

Но Раиф ничего не ответил, ненадолго замер, а потом встал, нахмурился и сказал что-то Тарику на райясе.