Один и тот же номер. Незнакомый. Кто? Голова работает плохо, иначе бы догадался. Но позвонил на незнакомый, а там – «перезвоните позже, абонент принимает ванну или спит, короче, мужик, ему не до вас, абоненту-то, вали колбаской по Малой Спасской…».

Хмыкнул, пожал плечами, немного встревоженный, позвонил в больницу на пост. Дежурной сестре, всё ли, на самом деле, нормально?

– Пять минут – полёт нормальный, – сострила дежурная сестра. Нет, не Анечка, другая. Людмила Евгеньевна. Хотя дежурить должна Анечка (Олег, почему-то помнил). – Почему не Анечка?

Просто так ведь спросил. Без всякого интереса и задней мысли. На автомате. Туго соображая: мысль одна и, как транспарант, натянута от уха и до уха.

Людмила Евгеньевна удивилась, то не знаешь, мол, Олег Евгеньевич, что Анечка наша уволилась.

– Как уволилась?

– Проблемы со здоровьем.

– Как со здоровьем?

– А крыша поехала на фоне несчастной любви.

64

Положив трубку, долго стоит без движения. Всё прикидывает: разговор с Людмилой Евгеньевной (милая такая барышня, бальзаковского возраста, аккуратная, следящая за собой, кажется, НЕ одинокая) ему привиделся или был на самом деле?

То есть на работу он звонил, конечно, вот и номер служебный на мониторе мигает, как последний из набранных, но вот что говорил – убей не вспомнить. Потому что пока говорил, про другое думал. Про другую.

Смешное слово «зюлейка» всплывает в розовой влаге головы. Между извилин. Откуда оно и что означает? Как то сердце с дерева, о котором поёт Бьорк. Как все те сердца, на дереве качающиеся (Олег видит внутренним зрением мульт с утрированными растениями и сердцем в виде листика-сердечка), про которые тихая-тихая песня.

Влюбился, что ли? Нет, конечно. Так как столько раз убеждался: не способен. Чтобы несло без руля и ветрил? Я вас умоляю: мгновенно включается голова, и компьютер начинает просчитывать последствия. После чего опускаются руки и всё остальное.

«В нашем-то возрасте… – много лет повторял Самохин, – влюбиться невозможно…» И что же? Влюбился ведь! Умозрительно Олег в себе сомневается, хотя всё ещё надеется. И можно сказать, что эта надежда – главное, что у него осталось, что ведёт, продолжает вести его по жизни.

Гагарин боится признаться себе в том, что боится проиг-рать. Сколько раз уже обжигался. Хватит.

65

«Стоит только захотеть – я смогу разбогатеть…». Стишок, придуманный на работе во время утренней пятиминутки. Взялся из воздуха и тут же прилип. Стишок шевелит губами, словно пить хочет. Или молится.

Решил записать, чтобы не забыть, вспомнил, что «худлитовский» блокнот, Мамонтовой подаренный, остался дома. Черкнул на обрывке рецепта, надо потом переписать, да так и забыл в кармане врачебного халата.

Влюбленный Денисенко грустный стоит, подпирает в ординаторской дверной косяк. Ноль мимики, ни один мускул не шевелится. Бледный, как привидение. Гагарин решил подбодрить коллегу.

– Подходит ко мне сегодня дедок один, – Олег заранее лыбится, предвкушая комический эффект. – Мол, за советом. А я истории болезни заполняю. Ну и говорю ему механически: присядьте. А сам дальше пишу. Дед или недослышал, или слишком буквально мои слова понял. Через некоторое время отрываюсь от бумаг, а он приседает раз за разом. Совсем как на уроке физкультуры. Прилежный такой…

Денисенко молча посмотрел на Гагарина. Совершенно затравленным взглядом. Олегу не по себе стало. Пожал плечами, отошёл на другой край кабинета. Уставился в плохо показывающий телевизор, в котором выступала певица Земфира. «А у тебя СПИД, и значит, мы умрём…».

Олег смотрит в окно, за которым тихушничает город, только теперь он понимает, что всеми силами старается не думать о Дане. Потому что это не любовь и даже не похоть. Просто приключение.

И он не думает, в голове рабочий полдень, белый-белый, залитый солнцем день. Но когда в кармане халата начинает дергаться куколка телефона, Гагарин хватает его, словно это раскалённый уголь. С мыслью о Дане.

Но это не Дана, это от хозяев его квартиры звонят, от ребят-медиков, уехавших в Родезию по контракту. Хорошие такие ребята, буряты, буддисты, Красный Крест. Так вот, пропали ребята-буддисты, уже неделю как ищут, оставили лагерь. Сезон дождей. Повстанцы…

Гагарин молча кивает и смотрит по сторонам на коллег, которые не слышат и продолжают заниматься привычными делами.

66

Только потом, много позже, вечером, до него дойдёт, что ребята-буряты – единственные, кто знает о том, что он живёт в их квартире. И если их не найдут… Лучше, конечно, чтобы их нашли…

Однако шестое чувство подсказывает, что быть этой квартире за ним. Торопливое и подленькое чувство, но есть, и как от него отказаться? Ну-ну, подумает, помается собственной промелькнувшей подлостью да и забудет, как только Дана позвонит и позовёт капризным голосом.

Номер её определится, Гагарин и поймёт: это она всё время звонила. И голос у неё не капризный, но встревоженный. Голос человека, которому важно быть услышанным. Дана слабее Олега оказалась: он только думал про неё, занимаясь повседневными делами, а она звонила весь день, встречи добивалась. Добилась с полуслова.

Гагарин сначала согласился, потом станет думать. Во-первых, Дана оказалась довольна его мужскими качествами, и это хорошо. Приятно. Но, во-вторых, она приняла его за «своего», за богатея (чужие в тот ресторан не ходят), за «члена референтной группы», и это очень хорошо. Но не очень приятно. Если правда всплывёт, балованной девушке (к тому же замужней – вспомнил Олег и поморщился) вряд ли захочется встречаться с обыкновенным коновалом.

Хотя не исключён вариант романтического приключения за границами своей социальной категории. Но рисковать не стоит: реаниматолог понимает, что заинтригован, что увлечён, что отношения, которые только-только зарождаются, могут перевернуть всю его жизнь.

67

Два варианта – либо признаться Дане, что не за того приняла, либо играть эту неожиданно свалившуюся роль до победного. Гагарин – человек честный, чего уж тут. Но не без лукавства, жизнь научила.

Вокруг неё полно олигархов, но, вот, отчего-то на простого врача потянуло. Впрочем, она же не знает, что врач… думает – владелец газет, пароходов или что там он вчера, по пьяному-то делу, цитировал?

Уж лучше горькая (Олег ухмыляется) правда. Однако когда они второй раз встретятся с Даной и их с головой накроет черемуховой водкой, Олег не сможет вымолвить признания.

Да и требуется ли оно, когда им и так хорошо. Предложение пойти в кино Дана восприняла с восторгом, едва ли не хлопая в ладоши. Про кино Олег придумал уже по дороге на свидание.

Он не думал, что его могут выдать мелочи – к примеру, недорогие (недостаточно дорогие) часы или неправильная, с точки зрения богачки, обувь. Олег с юности твердо знал, главное правило джентльмена – чтобы обувь была чистой.