обнаружив и себя лежащим на диване, и сидящему возле него соседу из квартиры напротив. Света потом рассказала ему, как рухнул он на пол – хорошо, палас немного смягчил удар, – бился в судорогах, закатились глаза и пена на губах выступила; испугалась она, думала, умирает он, побежала звать на помощь. Сосед помог ей перенести его на диван, обошлось.

Когда, через неделю, припадок повторился, Костя и сам испугался, обратился к врачу, благо был у него знакомый невропатолог, бывший одноклассник. Тот отнёсся участливо, дал необходимые рекомендации и выписал лекарства. Довольно долго эти приступы не прихватывали его, затем случился очередной, уже на улице, среди дня. Пришёл в себя в окружении зевак, торчал во рту какой-то мешавший дышать кляп, оказавшийся козырьком чьей-то кепки. Снова пошел к тому однокласснику, снова советы, снова лекарства, но твёрдо знал уже, что избавиться от этой напасти не удастся. И не ошибался – приступы эти повторялись, причём невозможно было понять, чем они вызываются и когда в очередной раз накроет. То трясли чуть ли не каждую неделю, то месяцами не тревожили. Света, конечно же, всё понимала, на какое-то время утихомирилась, но всё-таки опять сорвалась, покатилась по той же наклонной, сначала пряталась, врала Косте, истерики закатывала, потом вообще перестала с ним считаться, опустилась донельзя. Тот же врач-одноклассник сказал ему, что женский алкоголизм не лечится.

Длился этот кошмар больше года. И однажды Костя, вернувшись домой, увидел на столе записку. Света сообщала ему, что покидает город, сюда больше не вернётся, просила как можно быстрей разменять их двухкомнатную квартиру, деньги же за одну комнату отдать человеку, которого она к нему пришлёт.

К счастью, был на свете Гарик. Костя, отдышавшись, поехал к нему, единственному человеку, во всех подробностях знавшему о всех его бедах. К единственному, с кем можно было и с кем сейчас в состоянии он был общаться, не тащить этот непосильный груз в одиночку. Не позвонил ему, не предупредил, поспешил на автовокзал. Добрался уже ближе к вечеру, поджидал его ещё один сюрприз: дома никого не оказалось. Лишь Пахан, учуяв его, захлёбывался лаем и гремел цепью. Кто-то ткнулся сзади в его ногу, Костя обернулся, увидел Шавку. Радостно повизгивая и восхищенно жмурясь, привычно упала на спину, замлела. Ждать под забором, только Пахана злить, Костя не хотел, зашагал к лесочку, побрёл наугад, вороша ногами пожухшие листья. Осень как-то незаметно подкралась, ощутимо похолодало, он пожалел, что не сообразил надеть хотя бы плащ, выбрался из дому в легкой ветровке. Не сразу обратил внимание, что Шавка увязалась за ним, не до того было. А она и не претендовала на это, ей, похоже, хватало одного наслаждения трусить рядом с ним. Панически вскрикнула над головой какая-то птица, он поднял голову – и хлестанула вдруг по глазам черная молния…

Потом ощутил что-то горячее и влажное на своем лице, промелькнула даже бредовая мысль, что кто-то целует его. Прояснившимся сознанием и зрением выявил, что это лижет его Шавка. В следующую секунду осознал, что оказался в большой, глубокой яме. Рассуждать уже мог вполне отчетливо, догадался, как в неё угодил. Вряд ли была она перед ним, когда сразил его припадок – такую заметил бы. По прошлому своему печальному опыту знал, что может он, уже в бессознательном состоянии, сделать ещё несколько шагов, как курица без головы. А упал почему-то спиной вперёд: полулежал согнувшись, с задранными выше головы, упиравшимися в край ямы ногами. Шавка, значит, или провалилась вместе с ним, или самоотверженно вслед за ним прыгнула. Он оценил её альтруистический порыв, если верна была вторая версия, но не настолько, чтобы позволять ей лизать своё лицо.

Убрал её с груди, огляделся. Совершенно дурацкая история. Сначала он возмутился, что в этом лесочке, недалеко от человеческого жилья – наверняка тут люди ходят, дети, сам однажды с Гариком прогуливался – есть такая опасная ловушка, никого это не заботило. И вообще непонятно, как здесь могла образоваться такая ямища. Не стал же кто-то специально рыть её здесь – для чего? Старая воронка от жахнувшей когда-то сюда бомбы? Оставалось только порадоваться, что так ещё удачно он упал, вполне мог не только ногу сломать, но и шею себе свернуть.

Попробовал привстать – и не смог, ноги не повиновались. Решил, что затекли они, наверное, от неудобной позы, усердно потёр одну – и не на шутку встревожился. Отказываясь поверить в самое худшее, изо всех сил ущипнул её, затем другую. Обречённо закрыл глаза, погодил так недолго, не давая себе запаниковать, потом яростно заколотил по ним обоими кулаками, до последнего не желая верить своей страшной догадке. Но в глубине души не сомневался уже, что случилось с ним то, хуже чего с человеком редко бывает. Потому ещё, что знал об этом побольше кого-либо не имевшего отношения к медицине. По странному, мистическому совпадению писал он недавно о человеке, сломавшем в дорожной аварии позвоночник, навсегда обездвиженном. И чтобы получилось у него достоверно, сходил в библиотеку, почитал нужную литературу.

Оставалось лишь уповать, что это всё-таки не повреждение спинного мозга, только сильный ушиб, сотрясение, всё ещё может наладиться. Снова накрепко сомкнул веки, заставил себя не поддаваться разраставшемуся ужасу. И почти удалось это, суметь бы ещё хоть чуть отодвинуть спину от пронизывавшей могильным холодом стенки…

Заворочалась, заскулила рядом Шавка. Он погладил её, с нарочитой бодростью, скорей себе, чем ей, сказал:

– Не боись, обойдётся, не в тайге же заплутали, не пропадём.

И как-то вроде бы полегчало от звуков собственного голоса. Действительно, ведь не чёрт те где соскользнул он в эту проклятую яму, посёлок совсем рядом, люди. Долго ли шёл он сюда, максимум минут пятнадцать-двадцать, докричаться наверняка удастся, или кто-нибудь поблизости окажется. Но если… Эту мысль сразу же погнал от себя – тоже врач выискался, диагнозы ставит! У страха, известно, глаза велики. Уже потому ничего такого не должно было с ним случиться, что не мог он настолько провиниться перед судьбой, чтобы так жестоко она его карала, неужели не натешилась ещё, не наизгалялась над ним…

Шавка перебралась к нему на колени, но лучше бы не делала этого, не обескураживала его: не почувствовал он ни тяжести ее тела, ни тепла. Но всё равно и в этом немного повезло, какое-то живое существо рядом, пусть и бессловесное.

Чтобы чем-то хоть ненадолго отвлечь себя, начал смотреть на часы, на мерно дёргавшуюся секундную стрелку, суеверно зарёкся девять – именно девять, его, скорпиона по гороскопу, число – минут выждать,