И в горах дела обстояли ничуть не лучше. Тиффани могла нормально поговорить только с такими же, как она, начинающими ведьмами — Аннаграммой и другими девочками. Не стоило и пытаться завязать беседу с кем-то из деревенских, особенно с мальчишками. Они сразу тушевались, прятали глаза и шаркали ногами, точь-в-точь как жители холмов, когда им приходилось обращаться к барону.

Да и Роланд тушевался не меньше, он прямо заливался краской, когда ловил взгляд Тиффани. Всякий раз, когда она навещала его в замке или они вместе гуляли по холмам, воздух между ними искрился от многозначительных пауз… Совсем как с Зимовеем.

Тиффани внимательно прочитала письмо, стараясь не отвлекаться на неряшливые пятна, оставшиеся от лап Фиглей. Роланд даже вложил в конверт несколько чистых листов, за что она была ему очень благодарна.

Она разгладила один из этих листов на столе и задумчиво уставилась в стену. Потом стала писать.

Внизу, в кладовой[6], из-за старого помойного ведра осторожно выкатился Гораций. Прямо перед ним была задняя дверь дома. Если сыр может выглядеть задумчивым, то именно так он и выглядел.

А тем временем в деревне Дверубахи возница почтового дилижанса не знал, что ему делать. Жители окрестных деревень и ферм часто оставляли свои письма в местной сувенирной лавке, служившей по совместительству почтовым отделением, чтобы он отвёз их дальше.

Обычно возница просто забирал в лавке мешок с корреспонденцией, но сегодня у него возникли непредвиденные осложнения. Он отчаянно листал «Устав Работников Почтамта» в поисках выхода.

Мисс Тик легонько притопывала ногой. Это нервировало возницу.

— Вот-вот-вот! — воскликнул он, обнаружив наконец подходящее правило. — Тут сказано: «Запрещено доставлять каких бы то ни было животных, птиц, драконов или рыбу!»

— И к какой из этих категорий ты относишь меня? — ледяным тоном поинтересовалась мисс Тик.

— Э-э, ну, человек, он же вроде как тоже животное, разве нет? В смысле, взгляни хоть на обезьяну…

— У меня нет ни малейшего желания смотреть на обезьян, — отрезала мисс Тик. — Я видела, что они вытворяют.

Сообразив, что зашёл в тупик, возница снова принялся рыться в своде правил. Обнаружив новый путь к спасению, он широко улыбнулся:

— Вот-вот-вот! Сколько ты весишь, госпожа?

— Две унции, — ответила мисс Тик. — И так уж вышло, что мой вес как раз равен наибольшему весу письма, которое можно отправить в Ланкр и Окрестные Земли за десять центов. — Она указала на свой лацкан, куда были приклеены две марки. — Доставку я уже оплатила.

— Но ты не можешь весить две унции! — воскликнул возница. — В тебе никак не меньше ста двадцати фунтов!

Мисс Тик вздохнула. Она не хотела прибегать к последнему средству, но Дверубахи — это всё-таки не Кривопёс. Эта деревушка стоит на обочине большой дороги и успела повидать мир, хоть мельком. Мисс Тик подняла руку и потянула за неприметную верёвочку на шляпе.

— Ну что, хочешь, я забуду, что ты только что сказал?

— С чего бы? — не понял возница.

Мисс Тик без выражения уставилась на него, потом закатила глаза:

— Прошу прощения. Такое иногда случается. Это всё утренние заплывы, знаешь ли. Пружина ржавеет.

Она хлопнула по тулье сбоку, и над её макушкой рывками воздвигся конус. Бумажные цветы с полей посыпались во все стороны.

Возница проследил взглядом рост шляпы.

— О, — только и сказал он.

Остроконечная шляпа означает, что тот, кого вы видите под ней, либо волшебник, либо ведьма. Ну, или сорвиголова, которому такая шляпа вообще-то не положена и который продержится ровно до тех пор, пока ему не встретится полноправный обладатель или обладательница шляпы. Ведьмы и волшебники не любят самозванцев. А ещё они не любят ждать.

— Ну и сколько же я вешу теперь, любезный? — поинтересовалась мисс Тик.

— Две унции, — поспешно отрапортовал возница.

Ведьма улыбнулась:

— Да, и ни скрупулом больше. Как известно, скрупул — это единица веса, равная одной двадцать четвертой части унции или же двадцати гранам. Так что можно сказать, что я… нескрупулёзная!

Она подождала, пока смысл этой истинно учительской шутки дойдёт до собеседника, не дождалась, но расстраиваться не стала. Мисс Тик нравилось быть умнее всех.

Она села в дилижанс.

Пока они ехали в горы, пошёл снег. Мисс Тик знала, что среди снежинок не встретишь двух одинаковых, и не стала к ним приглядываться. А вот если бы пригляделась, то почувствовала бы себя не такой уж и умной.

Тиффани спала. В камине её спальни теплился огонь. Внизу стучал станок госпожи Вероломны, ткал дорожку сквозь ночь.

Маленькие синие человечки крадучись подобрались по полу к маленькому столику, который Тиффани использовала для письма, вскарабкались друг другу на плечи, и вот уже верхний Фигль в пирамиде оказался на высоте столешницы.

Тиффани перевернулась на другой бок и тихонько фыркнула во сне. Фигли замерли, и спустя мгновение дверь спальни неслышно закрылась за ними.

Едва различимая взглядом сине-рыжая комета, взметнув пыль, пронеслась вниз по лестнице, прошмыгнула в кладовку и через странную дыру в форме сырной головы, проделанную внизу задней двери, вылетела наружу. Её дальнейший путь можно было проследить по потревоженной палой листве до маленького костерка в глубине леса. Свет от огня играл на лицах многочисленной орды пикетов, хотя если бы он мог выбирать, то предпочёл бы поиграть в другом месте.

Комета остановилась и распалась на шестерых Фиглей, двое из которых тащили дневник.

Добычу бережно положили на землю.

— Уфф, еле копытсы унесли с этого дому, — перевёл дух Громазд Йан. — Зырили те черепушки верзунские? Этой карге путю лучше не перебегать!

— Ах, опять она замочину навесила, — заметил Явор Заядло, пустившись в обход дневника.

— Явор, а мож, всё ж таки не надо его читать? Нехорошо оно, — вмешался Билли Мордаст. — Это ж лишное!

— Она — нашая карга. Её лишное — нашее лишное, — отмахнулся Явор Заядло, запустив руку по локоть внутрь замка. — И ваще, она ж хочет, чтоб хтой-то это прочитал, а то чего б она шкрябила? Нет толку шкрябить, ежли читить некому. Только карандахи зря тратить.

— Мож, она сама его и читает, — неуверенно предположил Билли.

— Нды? И на кой оно ей? — презрительно фыркнул Явор. — Она всё там и так бум-бум, сама ж нашкрябила. Да и Джинни велела прознать, что нашая карга про баронского парю себе кумексает.