посмотреть незнакомцу в лицо нос к носу. Сверкающие зеленые глаза долго смотрели в веселые серо-голубые, затем капитан коротко добавил: — Уходи. Убирайся от моих ворот, или я проткну тебя насквозь. Я не позволяю грубым разбойникам или острым на язык попрошайкам...

Бородатый мужчина улыбнулся и наклонился вперед, чтобы запечатлеть звучный поцелуй на угрожающих губах охранника.

— Ты так поразителен, как и говорили,  — сказал незнакомец почти нежно. — Старина Главин — повелитель огня, когда сердится! Заставьте его зарычать и начать плеваться — и бегите от его ворот! О, он настоящий маленький дракон!

Один из других охранников хихикнул. Капитан Главин перестал удивленно моргать, глядя на незнакомца, с рычанием развернулся и впился взглядом в горло более знакомого врага.

— Мы находим что-то забавным, Фейрин? Что-то, что настолько подавляет нашу мужественность и подготовку, что мы должны бросить наших начальников и товарищей перед лицом опасности и предаться совершенно неуместному и безмерно унизительному проявлению веселья?

Охранник побледнел, и довольный Главин обернулся, чтобы окинуть незнакомца с ястребиным носом взглядом, который обещал быструю и неминуемую смерть, нависшую всего в нескольких дюймах от него.

— Что касается тебя, добрый человек... Если ты когда-нибудь посмеешь снова посягнуть на мою персону, мой меч будет быстрым и точным в моей руке, и всех богов в этом мире или в следующем не будет достаточно, чтобы спасти тебя!

— Ах, Главин, Главин, — восхищенно сказал бородатый незнакомец, — какой поток! Какой стиль! Великолепные слова, произнесенные с волнением. Я так и скажу Эсбре — лорду, то есть — когда сяду с ним обедать.

Он хлопнул капитана по плечу и тем же движением проскользнул мимо него. Капитан стражи мгновенно покраснел от ярости и выхватил свое оружие, чтобы... или, скорее, попытался это сделать. Каким-то образом, как бы он ни напрягался и ни боролся, он не мог сдвинуть с места ни булаву, ни кинжал, ни скрестить руки, чтобы дотянуться до короткого меча, висевшего у него за спиной, или другого кинжала рядом с ним. Он вообще не мог пошевелить руками. Главин набрал в грудь воздуха для хриплого, бессвязного крика, но тут...

— Милорды, что это за суматоха? — низкий, музыкальный голос леди Насмаэре прервал вдох Главина и растущую тревогу его товарищей-охранников как лезвие меча, скользящее по шелку. Четверо мужчин молча двинулись, чтобы занять места, где они могли бы лучше всего —то есть без помех — смотреть на нее. Она была стройной, в зеленом платье, узкие заостренные рукава которого почти скрывали ее пальцы, но оставляли обнаженными гибкие плечи. Подсвечник из замысловато обработанного серебра уловил отблеск умирающего дня даже сквозь дождь и туман, когда она слегка отвернулась в темноте и сотворила какое-то небольшое заклинание, от которого канделябр в ее руке вспыхнул теплым пламенем. Её быстрые яркие глаза стали еще больше, темными озерами цвета индиго —индиго с золотыми крапинками. Речь и манеры леди Насмаэре казались целомудренной невинностью, но эти глаза выдавали древнюю мудрость, темную чувственность и тлеющий голод. Улыбка появилась в ее глазах, когда она оценила свое воздействие на мужчин у ворот, и она добавила почти легкомысленно:

— Кто мы такие, чтобы в такую ночь, как эта, заставлять одинокого путешественника стоять в сырости? Входите, сэр, и добро пожаловать. Замок Фелморель открыт для вас.

Незнакомец с ястребиным носом склонил голову и улыбнулся.

— Леди, — сказал он, — вы оказываете мне большую честь своей щедростью по отношению к незнакомцу, проявляя таким доверие и любовь, которым хорошо бы поучиться вашим стражам ворот. Я — Ванлорн из Аталантара и я принимаю ваше гостеприимство, безоговорочно клянусь, что не причиню вреда ни вам, ни жителю, владению или имуществу Фелмореля. Люди в окрестных землях многословно говорили о вашей красоте, но я вижу, что их слова были жалким, несвязным лепетом по сравнению с волнующим и возвышенным видением, которым вы являетесь.

На лице Насмаэре появились ямочки. Все еще улыбаясь той же веселой улыбкой, она повернула голову и сказала:

— Слушай внимательно, Главин. Вот как быстрый язык сплетает истинную лесть. Может быть, он праздна и пуста, но, о, так приятна.

Капитан стражи, раскрасневшийся и все еще дрожащий, стараясь не подавать виду, что борется с неподвижными руками, сердито посмотрел мимо ее плеча и ничего не сказал.

Леди Насмаэре повернулась к нему спиной мягким, плавным движением, и предложила Ванлорну руку. Он взял её с поклоном и в той же величавой манере принял канделябр. Их пальцы слегка соприкоснулись — или, возможно, просто задержались на мгновение дольше. Когда они скрылись из виду в отделанном темными панелями проходе, охранники могли бы коллективно поклясться, что пламя этого качающегося канделябра подмигнуло. Именно тогда Главин обнаружил, что внезапно снова может двигать руками.

Можно было бы ожидать, что он вытащит оружие, которое так старался высвободить за последние несколько вдохов, но вместо этого капитан вложил всю свою энергию в забористые и продолжительные словесные упражнения. К тому времени, когда он, наконец, был вынужден перевести дыхание, двое стражников под его командованием смотрели на него с уважением и удивлением. Главин быстро отвернулся, чтобы они не увидели, как он покраснел.

* * * * *

На гербе Фелмореля в самом сердце красовалась безудержная мантимера, и, хотя никто из живущих никогда не видел такого неуклюжего и опасного зверя (с тремя бородатыми головами и тремя шипастыми хвостами на противоположных концах его тела с крыльями летучей мыши), и самого лорда Фелмореля называли, как с любовью, так и со страхом, «Мантимерой». Столь же жизнерадостный и настороженно-смертоносный, каким, по слухам, был его геральдический тезка, Эсбре Фелморель приветствовал своего неожиданного гостя с непринужденным радушием, похвалил за своевременное прибытие и развлек легкой беседой, пока двое других его гостей этим вечером все еще были в своих апартаментах. Затем лорд проявил к явно уставшему Ванлорну немедленное гостеприимство в виде комнат для отдыха и освежения, но человек с ястребиным носом отложил это до окончания пира, сказав, что было бы плохой расплатой за теплую щедрость лишить своего хозяина возможности побеседовать.

Леди Насмаэре заняла диван, который, очевидно, был ее обычным местом, с плавной грацией, на которую оба мужчины не преминули посмотреть. Она улыбнулась и молча приложила к щеке рифленый эльфийский бокал с ледяным вином, довольная ролью слушательницы, пока двое мужчин обменивались обычными вступительными любезностями при свечах за длинным и опрятно накрытым, но