тут же начал звонить в Калугу. Я в это время, ещё ехал в поезде. Поэтому мне повезло. Первые разборки прошли мимо меня. А потом было поздно — ночь на дворе и все спят. Блин! Я всегда говорил, что москвичи те ещё… Не умеют держать язык за зубами, короче. Аж бесит!

— А что не так-то? — не выдержал я, понимая кто меня подставил, — где я не прав?

Надоело мне сидеть и слушать одно и тоже. Решил, что пора уже и мне сказать своё слово. Ответ меня убил:

— Иди работай, — переходя с политического, на нормальный язык сказала Исипова, — когда надо мы тебя позовём.

Пля! Это что сейчас было? Но подумать мне не дали. Все, кто оставался в прорабской, посмотрели на меня и рявкнули:

— Бегом!

«Хорошо, что так» — думал я, выбегая из комнаты. Мысль, о том, что по моему я не закрыл дверь, испарилась сразу же, как только появилась. Срочно переодеться и к Маше. Там хоть отдохну от всего этого.

Сначала в раздевалку. Там, ясен пень, никого. Переодеваюсь. Потом, бегом к Петровичу. Быстро забираю трубчатый отвес и кельму из мешка (наконец-то буду работать нормальным инструментом). Всё остальное пусть лежит до обеда.

Гремя инструментами приближаюсь к подъезду. Вхожу аккуратно. Не хватало опять в кого-нибудь врезаться. На площадке второго этажа стоит бригадир Шкато. Командует чего-то. Пытаюсь проскочить мимо, но не судьба. Человек с фигурой борца легко меня останавливает.

— Вилор, — говорит бригадир, — ты сегодня с Машей наверху. Бегом! Она всё покажет.

Рукой толкает меня наверх. Тут пока нету лестничного марша и лежат трапы. Ну, мне не привыкать. Не по такому перемещался. Бывало и по деревянным лестницам поднимались. И ничего.

Наверху быстро оглядываюсь. Теперь мне всё понятно… и этот аврал, и эту суету, и присутствие всех каменщиков. Сегодня день открытия окон. И походу, мне придётся в этом поучаствовать. С одной стороны — прав Шкато, надо быстрее прогнать простенки и дальше опять класть сплошную кладку. С другой стороны — мы с Машей сильно не поможем. Это потом, в семидесятых, докажут, что резкий переход с одного вида кладки на другой плохо влияет на скорость работы каменщика. Сейчас об этом не задумываются — надо значит надо. Ну, не мне об этом спорить. Не буду же я объяснять, тому же прорабу например, что перегородка это два контрольных провеса, а простенок это восемь углов и каждый надо проверять. Кто меня будет слушать? К тому же, время сейчас не то и задачи стоят совсем другие. Поэтому, пошло оно всё нафиг и работаем там куда послали.

Машу поставили в середину захватки, где я её и нашёл. Это понятно. Всё-таки на несколько движений меньше надо делать. А это и скорость, и качество соответственно.

Сказать, что Бартолье обрадовалась, когда я появился, не могу. Она полностью сосредоточилась на рубке кирпича. И только буркнула, что за мной забутовка и раствор. А и ладно. Моё время ещё придёт, тогда и поговорим.

Работа попёрла, когда прибежал бригадир Шкато. Все вроде бы и так не стояли, но тут, как-то сразу все заголосили, принялись чистить инструмент, стали растопыриваться поудобнее. Короче, показали, что они готовы к труду. Семён Семёнович, как и положено, дал отмашку угловым и… понеслось!

Я старался не лезть под руку Маше. Но она, сама, делала всё так, что уже через один ряд стала тормозить бригаду. Видя это, мне ничего не оставалось делать, как только достать свой главный козырь — трубчатый отвес. Бартолье умная женщина и, скорее всего, когда-то встречалась с этим приспособлением. Поэтому она быстренько промерила внутренние углы и постепенно догнала остальных. Да, этот прибор тяжёлый. Да, его неудобно таскать с собой. Но именно тут, он в тему. Когда не нужен можно положить в оконный проём и всё. Не мешает и не спотыкаешься.

Время до обеда пролетело незаметно. Только вроде начали, а уже пора перекусить. Ребята каменщики, проходя мимо нас с Машей, останавливались и с удивлением крутили в руках мой отвес. Уже через пять минут, я устал отвечать одно и тоже. Поэтому, собрав все инструменты в сумку, я тоже направился вниз.

На лестнице, почти перед самым выходом, Маша меня притормозила и сказала:

— Тебя Рита искала.

Это конечно хорошо, что так, но и на обед идти нужно. Я-то рассчитывал, что мы увидимся после работы. Хотел предложить прокатиться на велосипеде. Там бы и поговорили. До её дома, надеюсь, все вопросы решили бы. Теперь, фиг его знает, что делать? Бежать искать Риту или оставить это, на после обеда?

Вот так, весь в размышлениях, я и попался на глаза Исиповой. А когда, посмотрел в сторону прорабской то, сразу понял, что обеда у меня не будет. Там стояли три машины. Одна из них была знакомая «Победа».

Глава 6

Сидим вдвоём с Ритой на мостках у реки. Вечер. Никого нет. Бельё никто не полощет. Даже детей, которые постоянно тут ловят рыбу, тоже нету. Ноги у нас в воде — отдыхают. Минут сорок мы добирались сюда. То она за рулём, то я — весело. Один раз только остановились, потому что не смогли пройти мимо. Запах свежей выпечки сшибал с ног. Остановились, посоветовались и я купил девять пирожков с земляникой. Больше просто не было, а другая начинка нас не интересовала. Мы сладенького хотели. Вот и сидим, болтаем ногами в воде и понемножку уничтожаем пирожковый запас. Счастье? Не знаю. Но, на данный момент, мне больше ничего не нужно. В душе, какое-то спокойствие и умиротворённость. Даже то, что вместо обеда, у меня, был серьёзный разговор с комсомольскими лидерами Калуги, теперь отошло на задний план. Хоть и ругали меня там. Сильно ругали. Дело-то политическое! А вы как думали? Один только вопрос и всё станет ясно:

— В Союзе Советских композиторов есть комсомольцы?

Вот! А эти самые комсомольцы из Союза Советских композиторов, тоже, откуда-то, по своим для меня непонятным каналам узнали про этот чёртов плакат (москвичи — я это уже говорил). И пинпец всем! Они же, кипя праведным гневом, сразу попёрлись к секретарю союза композиторов за объяснениями. Почему, этот самый секретарь, буквально вчера агитировал молодёжь критически относиться к заграничной музыке, в частности к джазу. Как-то это подозрительно выглядит и попахивает оголтелым нацизмом. Чуть до драки дело не дошло. Ребята молодые, горячие, некоторые даже в войне поучаствовали. Фашистов люто ненавидят. А тут такой повод нарисовался выяснить — кто