Стоило Лизе коснуться кулона, как вспомнилось: вот она, еще девчонка лет пятнадцати, и ее любимая тетя Женя, которую Лиза не могла называть иначе чем просто Женька и которая была ей скорее близкой подругой, чем старшей родственницей, но была также и учительницей, – вот они сидят, прижавшись друг к другу, на старом, продавленном и ободранном тракторном сиденье, невесть как и когда попавшем во двор дома на Театральной, где тогда жили Морозовы… сиденье широкое, как диван, от него приятно пахнет мазутом и солнцем… и Женька очень серьезно говорит:

– Если кто-то пытается подчинить тебя своей воле, глядя тебе в глаза, не пытайся ответить тем же. Это приведет лишь к изнурительной борьбе, из которой тебе вряд ли удастся выйти победительницей. Лучше не отрываясь смотри в место над основанием его носа и бровями. В точку третьего глаза. Если смотреть как надо, этот человек и ослепнуть может.

– А как надо смотреть? – жадно спросила тогда Лиза, которая хотела знать как можно больше, еще не задумываясь над тем, что не всегда стоит применять свои знания на практике.

– Об этом потом, – покачала головой Женя. – Тем более что я сама не умею так смотреть. Такое впечатление, что раньше умела, а потом почему-то разучилась. Я, кажется, даже в раннем детстве умела больше, чем сейчас! Потом кое-что потеряла, когда… впрочем, это долгая история. А потом еще больше потеряла, только вроде бы без всякой причины. Поехала в командировку на гидрографическую станцию на Охотское море, и там что-то такое произошло… не помню. Но я уже стала другой. Впрочем, куда это меня занесло? Я ведь о защите. Запомнила?

– Запомнила, – кивнула Лиза. – А если он продолжает на тебя воздействовать и ты чувствуешь, как это опасно?

– Для начала попытайся вообразить, что этот человек отделен от тебя пуленепробиваемым стеклом. Ведь мыслительные или даже энергетические атаки вполне можно сравнить со стрельбой: иногда с одиночными револьверными выстрелами, иногда с пулеметной пальбой, иногда с градом или даже ливнем пуль. Вот когда ты чувствуешь, что стекло дало трещину, переплети пальцы обеих рук и положи сложенные руки на солнечное сплетение, прижав пальцы к бокам. В это время ноги должны соприкасаться друг с другом. Таким образом ты создашь из тела замкнутую систему, не будешь терять своих сил, а противник растеряется. В этот момент ты можешь решить, что делать: спасаться бегством или наступать.

Воспоминание промелькнуло мгновенно, но тут же было разрушено насмешливым мягким голосом:

– Толково, очень толково. Только сейчас спасаться пока не от кого.

Лиза встряхнулась, уставилась на Абрамову.

– Вы что-то сказали? – спросила недоумевающе.

– Только то, что вряд ли вам сейчас удастся поговорить с девочками, – спокойно ответила Абрамова. – У них переохлаждение, нервное потрясение, они голодны… врачи вас к ним просто не пустят. В общих чертах я сообщила вашему дежурному, что с ними произошло.

– А кстати, как вам это удалось сделать? – поинтересовалась Лиза. – У вас что, рация имеется в машине?

– Почему это – рация? – удивилась Абрамова. – Просто я забыла заправиться – пришлось остановиться у бензоколонки, а пока заливали топливо, я позвонила из автомата, который там был. Можете проверить, если хотите.

– Понятно, – кивнула Лиза. – Все просто.

И в очередной раз удивилась: почему, ну почему ей так не по себе рядом с Абрамовой?

– Ну конечно, вся эта история – простая случайность, – улыбнулась в это мгновение Людмила Павловна, зябко потопав по ступенькам своими изящными сапожками. Ножки у нее были маленькие, как у Золушки. – Девочки заблудились в лабиринте, я их случайно нашла…

– А дверь? – резко бросила Лиза. – Как вы открыли железную дверь?

Голубой взгляд снова залепил дыхание, отнял силы – впрочем, это, как и в прошлый раз, длилось только мгновение.

– Ах ты, голубушка моя! – с какой-то злобной нежностью промурлыкала Абрамова.

– Что?! – дернулась к ней Лиза так резко, что Абрамова даже отпрянула:

– Ровно ничего, что с вами? Я только сказала, что ни я никакой двери не видела, ни девочки ни слова о ней не говорили. Нет, в самом деле не было двери!

«А слова – слова про голубушку? И что опасаться пока некого – эти слова были?» – чуть не вскрикнула Лиза, но, разумеется, промолчала, опустила глаза.

– Извините, вы курите? – спросила вдруг Абрамова.

«Да! – чуть не вскрикнула Лиза. – То есть нет, потому что бросила. Но если бы вы только знали, как мучительно мне хочется иногда закурить! Я не ношу с собой сигарет, я не смотрю на них в магазинах, но…»

Оттуда это ощущение, что Абрамова прочитала ее мысли и самодовольно усмехнулась?

– Нет, – сурово проговорила Лиза и даже головой мотнула, подтверждая свои слова. – Мы всем отделом завязали, слово друг другу дали. Слово надо держать!

– А не тянет начать снова? У меня есть прекрасные американские сигареты, не какой-нибудь там болгарский «Интер»!

Ох, какой мягкий, какой ласковый у нее голос, и эти милые, понимающие, дружеские глаза…

Лиза с трудом перевела взгляд на переносицу Абрамовой.

– Нет, не тянет! – выпалила она. – Ничуть!

«А ты врешь», – промурлыкала голубоглазая кошка.

На сей раз Лиза промолчала, не стала «чтокать» и почувствовала, что это почему-то очень разозлило Абрамову.

– Медальон у вас красивый, – сказала Людмила Павловна, глядя при этом в глаза Лизы, а не на медальон. – Дайте посмотреть.

И потянулась к ней своими страшными и прекрасными голубыми глазами и всем своим пугающим, точеным, словно бы вечно юным лицом.

Лиза отпрянула, прикрыла горло рукой:

– Тут плохое освещение, ничего не разглядите.

– Тогда снимите, пожалуйста! – Абрамова властно протянула руку.

И этот жест, и властный голос…

«Да что с ней такое происходит? – озадачилась Лиза. – Откуда эти постоянные попытки подавления моего сознания?»

И застегнула дубленку, продемонстрировав, что слушаться не собирается.

– Откуда у вас этот медальон? – не унималась Абрамова.

– Мама подарила.

– А у нее он откуда?

«А тебе какое дело?!» – мысленно воскликнула Лиза, а вслух проговорила:

– Простите, Людмила Павловна, я тему сменю. Все-таки я на работе. Вам не передавали, что я в прошлом году усиленно добивалась с вами встречи? – спросила Лиза, решив перейти в наступление – ведь не зря говорят, что это лучший способ обороны, а ей уже осточертело постоянно защищаться. – Однако вы то в отъезде, то на больничном были…

– В самом деле, в прошлом году я немало дней провела на больничном, – согласилась Абрамова. – Знаете, перемена климата… Я ведь из Москвы приехала…