Лиза рассказала.

– Бред какой-то, – пробормотал Александр Александрович. – Ну ладно, ему могло показаться, что он встретил убийцу своей жены. Но ты и твои ребята рану видели, а потом она сразу исчезла?

– Да. Вообще, папочка, это был день сплошных галлюцинаций.

– То есть? – вскинул брови отец.

Лиза кое-как, сбиваясь с пятого на десятое и все время чувствуя, какую ерунду городит, начала рассказывать о тигриных следах, которые все то видели, то не видели, о каких-то собаках, о которых все немедленно забыли, о мерзком гнилостном запахе, который периодически так и бил в нос, и особенно сильным стал, когда умер Эпштейн.

– Я тогда подумала, что нас какой-то психический микроб заразил, – передернула плечами от отвращения Лиза.

– Я, помнится, сам учил тебя искать всему происходящему – даже самому загадочному, самому странному! – реальные, простейшие объяснения, – задумчиво сказал отец. – Сама знаешь, я терпеть не мог, когда ты слишком решительно углублялась в иррациональность. Я противился, когда Женька учила тебя психологическим атакам и обороне. Согласен, у тебя удивительная интуиция, которая тебе досталась, видимо, по наследству, правда, не знаю, от кого, ибо я никакой не интуитивист – я практик, догадливый практик-диагност, ну а мама твоя покойная, хоть и служила у женщины, которая если и не обладала колдовскими способностями, то являлась знатной знахаркой и травницей, сама была не просто далека от чего бы то ни было сверхъестественного, но панически боялась даже намека на это. Но, несмотря на эту интуицию, я всегда хотел, чтобы ты помнила: все же бытие определяет сознание, а не наоборот!

– Да неужели?! – начиная раздражаться, воскликнула Лиза. – А как насчет твоей любимой психосоматики?

– А что психосоматика? – глянул исподлобья отец. – При чем тут она?

– Да при том! Кто говорил, что мы сами создаем болезни в нашем теле? И это совсем не значило – порезаться, ушибиться или докуриться до рака легких. Ты говорил, что боль любого происхождения – это свидетельство чувства вины. Что вина всегда ищет наказания, а наказание создает боль. Хронические болезни развиваются от хронического чувства вины. А это значит, что сознание определяет бытие, и…

– Я прекрасно помню, что говорил, – угрюмо перебил Александр Александрович. – Но я говорил это по одному конкретному поводу.

– По какому?

Отец вскинул на Лизу глаза и посмотрел так пристально, словно хотел что-то спросить, однако не спросил и только сердито мотнул головой:

– Неважно. Мне не хочется к этому возвращаться. Я о другом. Я говорил, что всегда приветствовал только рациональный подход к твоей работе. Однако то, о чем ты рассказываешь, заставляет меня предположить, что дело именно в психическом микробе. Точнее говоря, имела место психическая атака исключительной силы! Вы все стали жертвой внушения. Вам было внушено, что вы видите следы, внушено, что дерутся собаки… Ничего опасного в этом нет, однако сама по себе психическая атака на работников милиции – наглость немалая и симптом неприятный. Сегодня этот человек, как я понимаю, шутит, а завтра может обратить свою силу против вас во время какого-то расследования.

– Но зачем? И кто? Кто мог это сделать? Кто обладает такой силой и вызывающей наглостью? – воскликнула Лиза.

Отец пожал плечами. Впрочем, Лиза сама могла бы ответить на свой вопрос. Она знала только одного человека, который мог бы подвергнуть большое количество народу массированному внушению. Вернее, еще год назад смог бы. Это был ее отец, Александр Александрович Морозов. Теперь он изменился, утратил почти все свои силы… Теперь ему, наверное, этого не удалось бы сделать. Но даже тогда, год назад, он бы ни за что такого не совершил! Он очень строго контролировал себя.

Отец-то да, он контролировал себя, а она, его дочь? Ведь Лиза совершенно не осознавала, что делает, когда пыталась остановить драку между парнями с Амуркабеля и Судостроительного завода. Тогда некая сила действовала как бы помимо ее воли. Отец сказал: наследство сказывается. А что, если и теперь это самое «наследство» снова решило сказаться и снова помимо воли Лизы? Что, если это она начудесила, а теперь не помнит ничего о том, что происходило?

Отец говорил, с гипнотизерами такое бывает.

Но Лиза никакой не гипнотизер! Или?..

– Ты тут ни при чем, – улыбнулся отец, глядя на ее встревоженное лицо. – «Наследство» не позволит тебе творить зло.

– Ты так часто употребляешь это слово, но почему-то ничего не объясняешь. Чье наследство?!

– Наследство Грозы, – сказал отец. – Больше ничего не могу объяснить. Женя, впрочем, всегда считала, что от тебя как раз ничего не надо скрывать. Но я уверен, что время для открытий еще не настало. Боюсь, это эта информация тебе помешает, ты просто не сможешь с ней справиться… Как и с моим объяснением того, почему мы с Женей брат и сестра, а у нас и фамилии, и отчества разные.

– Да, вопрос немалый, – пробормотала Лиза. – Но ты запретил его задавать – и я молчу, и даже ничего не пытаюсь выведать у тебя ни естественными, ни сверхъестественными методами.

– Позволь! – встрепенулся отец. – Что ты имеешь в виду под сверхъестественными методами?!

– Не пугайся, я не имею в виду ни гипноз, ни подавление сознания, ни другие какие-то фокусы, которые, кстати, мне не под силу. Я имею в виду архивы, в которые я могла бы проникнуть, даже не ставя тебя в известность, и узнать о том, от кого получила это загадочное наследство. Воспользовалась бы служебным положением, да!

Александр Александрович расхохотался и смеялся так долго, что Лиза надулась.

– Ну вот интересно, что я такого сказала? – сердито осведомилась она у буфета.

– Дитя мое… – ослабевшим от смеха голосом сказал наконец отец. – Ты уж не сердись, но в те архивы, где могут храниться дела Грозы и его жены, тебе не проникнуть даже с помощью милицейского удостоверения. Я знаю, что ты не удержишься от любопытства и начнешь, так сказать, исследовать эти имена – хотя бы имена, если больше ничего нет! – с помощью тех своих психометрических способностей, которые у тебя, конечно, есть, но я также знаю, что ты к этим архивам не пробьешься.

– Но почему? – обиженно воскликнула Лиза.

– Сложный вопрос, – вздохнул Александр Александрович. – С ответом на него связан и рассказ о нас с Женькой, о наших разных фамилиях и обо всем прочем, о чем я предпочитаю пока молчать. Так что закроем эту тему, дорогая моя Елизавета Александровна. А продолжая обсуждать то, что случилось у вас в отделении, добавлю, что мерзкий запах, особенно запах гнилой крови, разлагающейся плоти – это один из признаков недоброжелательной и очень мощной психической, я бы сказал – только не пугайся этого слова! – астральной атаки. Осталось только найти врага, который вдруг вздумал на вас обрушиться.

– А как ты думаешь, это новый враг или старый? – осторожно спросила Лиза.

– Ну, это тебе лучше знать, – пожал плечами отец. – Ведь это на ваше отделение была предпринята атака. Значит, кто-то из вас разгневал нашего мага, волшебника и, можно сказать, Дарта Вейдера… кстати, мне обещали пиратскую копию американского фильма «Империя наносит ответный удар» и даже с переводом! Надеюсь, ты слышала о «Звездных войнах».