— Ты любишь читать?

Не совсем доверяя дружескому тону хозяина, . Пип ответила осторожно:

— Я не знаю — ворам-карманникам не остается времени Для такого рода развлечений.

— А ты знаешь карманников, которые умеют читать? — поддразнивал ее Ройс.

— А зачем вору читать? У него должны быть ловкие пальцы. А чтение — это для джентльменов.

Указав ей на стул, с которого она только что вскочила, Ройс расположился на диване, обтянутом черной кожей, напротив нее. Пип все с тем же настороженным выражением на лице послушалась.

Ее неловкая поза с руками, степенно сложенными на животе, вызвала гримасу на лице Ройса, но он не мог не заметить, какой она была все-таки хорошенькой.

Ройс весело спросил:

— А ты ловкая воровка? Пип не могла не похвастаться:

— Одна из лучших! — Затем она бросила на него мрачный взгляд:

— Ваше счастье, что вы меня поймали! Ройс лениво возразил:

— Счастье — не совсем то слово, которым бы я охарактеризовал мое теперешнее состояние.

Пип ухмыльнулась, но тут же мудро прикусила язычок. Она совсем не хотела спорить с Рейсом и, к своему удивлению, не хотела также закончить разговор. Она с жадностью впитывала в себя каждое его мгновение. Как хороши были смешинки в уголках глаз Ройса, когда он улыбался. И его красивый рот был так красноречив, когда она высказывалась особенно дерзко.

К их крайнему удивлению, они беспечно поболтали еще немного. Ройс уговорил Пип рассказать ему о жизни в Сен-Джайлсе. Пип расспрашивала Ройса об Америке. Это было удивительно приятное времяпрепровождение, и Ройс огорчился, когда Чеймберс вошел в библиотеку и очарование странной близости между ними пропало.

— О сэр! — воскликнул озадаченный дворецкий. — Я не думал, что юная Пип здесь с вами! — Он с любопытством взглянул на них и спросил смущенно:

— Вам что-нибудь нужно?

Момент был упущен. Поднявшись на ноги, Ройс кивком головы отпустил дворецкого. Злясь, что позволил маленькой воровке еще глубже заглянуть в свою жизнь, Ройс раздраженно взглянул на Пип, вскочившую при виде Чеймберса. Сардонически искривив рот, тоном, не терпящим возражений, он приказал:

— Ступай за Чеймберсом. И побыстрее! Твое появление сделало меня мишенью для сплетен, но я не желаю стать объектом болтовни собственных слуг!

Уязвленная внезапной переменой, Пип резко ответила:

— Но именно вы приказали мне сесть!

— И это, черт побери, первый мой приказ, который ты выполнила! Итак, хватит с меня неприятностей! Ступай за Чеймберсом и захвати с собой тряпки для пыли!

— Это вы причина всех моих неприятностей! — Она уже не думала о своем намерении не дерзить ему. — Моя жизнь нравилась мне, пока в ней не появились вы!

— О? — спросил он иронично. — Ты жаждешь жизни, которую одноглазый планировал для тебя?

Взбешенная, что он обернул ее слова против нее же, Пип бросила ему:

— По крайней мере с ним мне не пришлось бы терпеть от молодчиков, подобных вам!

Ройс, ошеломив их обоих, схватил ее за запястья и подтащил к себе.

— Так ты не прочь стать его любовницей? — спросил он хрипло, не понимая, что с ним.

Испуганная тем, что разбудила спящего тигра, ужасаясь собственной дерзости, Пип отпрянула от сверкавших прямо перед ней золотистых глаз и прошептала:

— Нет, нет! Я не хочу быть его любовницей! Ее искушающий рот был в нескольких дюймах от него, и Ройс почувствовал, что теряет голову. Его пристальный взгляд был прикован к розовым губам, он уже склонился над ними, когда девушка сказала чуть слышно:

— Но я не хочу быть и вашей любовницей! Ройс отпустил ее, лицо его превратилось в ледяную маску. Пип не медлила. Менее чем за секунду она выскочила за дверь, подобно собаке, ускользнувшей от тигра, большого, очень голодного тигра…

Поездка по Гайд-парку оказалась приятной, хотя Ройс был не совсем доволен тем обстоятельством, что Руф Стаффорд и Мартин Везерли вызвались сопровождать его. Он был еще менее доволен, когда двое молодчиков графа Сен-Одри прицепились к нему, как пиявки, но вежливость вынудила его пригласить их разделить с ним легкий ужин, который Айви Чеймберс приготовила на случай, если Ройс вернется не один.

Компания состояла, вероятно, из пятнадцати джентльменов, включая Джорджа Понтеби, Аллана Ньюэлла, Френсиса Атуотера, Стаффорда и Везерли и еще нескольких друзей Захари Леланд и Джереми, конечно, были здесь же, но Ройс был откровенно удивлен, увидев среди приятелей Захари и Джулиана Девлина. Все были заняты тем, что закусывали а-ля фуршет возле буфета в столовой. Ройс поднял бровь и вопросительно взглянул на Захари. Тот сконфуженно проговорил:

— Он в действительности не так уж плох, знаешь ли. Разве его вина, что граф — его отец! — И, словно извиняясь, Захари добавил:

— Ты не возражаешь, что он здесь?

— Боже мой, нет! — Ройс рассмеялся. — Я только удивлен, поскольку совсем недавно ты говорил, что он тебе неприятен. — И с насмешливым блеском в глазах добавил:

— И это было, дай Бог памяти, всего четыре дня назад.

Захари, напротив, был серьезен:

— Дело в том, Ройс, что я думал, будто он такой же высокомерный идиот, как его отец, но я ошибался. — Оглядевшись и увидев вокруг всецело поглощенных едой джентльменов, Захари продолжал:

— Прошлой ночью мы кутили в «Ковент-Гардене» и случайно наткнулись на графа. Сен-Одри был пьян в стельку и говорил с Джулианом таким тоном, что ангел бы не выдержал. Я говорю правду, Ройс. Я бы не сдержался и пустил в ход кулаки, пусть бы даже мой собственный отец посмел так обращаться со мной, но Джулиан держался превосходно. Когда Сен-Одри понял, что не выведет Джулиана из себя, он захотел излить свое раздражение на кого-либо другого. — Рот Захари искривился. — К несчастью, он углядел меня и разразился бешеными проклятиями в адрес американцев — тебя и меня, в частности. Все это было так безобразно и дико, но тут вмешался Джулиан и остановил его. Я был удивлен еще больше, когда вечером он подошел ко мне и извинился за отца.

Ройс внимательно изучал предмет их разговора. Джулиан Девлин был сыном, которым мог гордиться любой мужчина, — высокий, красивый, с прекрасными манерами. Как слышал Ройс, он был всеобщим любимцем. Зрелые люди улыбались, завидев его, а молодежь чуть не на руках носила. Так что же сделал этот примерный молодой человек, чтобы возбудить гнев своего отца? Была ли это просто пьяная выходка Сен-Одри? Или граф завидовал сыну? Ведь тот пользовался признанием и расположением у всех, а Сен-Одри было отказано в этом. Или то была извечная неприязнь между поколениями? Что-то говорило Ройсу, что суть отношений отца и сына страшнее и печальнее.