– Внимание! – раздался звучный голос от дверей.

Все обернулись. Там стоял Бандана, придерживая за руль новенький мотороллер. В наступившей тишине уже вполголоса Бандана задушевно произнес:

– Сема, Семен, Сэм, это тебе. Ты теперь полноценный член нашего мотообщества. Катайся на здоровье.

Все посмотрели на новоиспеченного байкера, который снова лишился дара речи и стоял с выпученными глазами и ртом, откуда пытался извлечь какие-нибудь звуки, но не получалось, и поэтому рот то закрывался, то открывался, как у пойманной рыбы, оказавшейся на суше. Несколько секунд молчания, полной тишины в постоянно шумном и полупьяном байкерском гараже, расположенном (очевидно, для природного равновесия) на окраине города, рядом с заброшенным яблоневым садом. И в этой чудесной, полной человеческого смысла тишине грубые байкеры в толстой коже стояли и улыбались. И слышно было только, как падают яблоки. Перезревшие яблоки, которые никто не собирал. А потом прорезался первый звук. То был второй приступ рыданий, потрясший тщедушное тело юного байкера Семена. Он был благодарен. Очень, очень благодарен. И был готов для новых друзей на всё. Ради них жизнь отдать, если потребуется. Его утешили. Каждый подходил, хлопал по плечу. Молча. И отходил. Настоящая мужская дружба. Без лишних слов. Да просто без слов! Последним подошел лихач (даже среди них, нехилых и совсем нетрусливых пацанов) по кличке Тайсон. Почему у него было такое прозвище – можно было только догадываться. Никто и не спрашивал, так как за бестактность можно было и схлопотать в бубен. Тайсон был такой, мог и врезать без предисловий и без замаха. Так вот он, последним подойдя к Семе, снял с себя шикарную косуху с десятками металлических заклепок и так же молча протянул ее совсем оторопевшему детдомовцу. Вялая попытка протеста была в корне пресечена Тайсоном, который внушительно сказал:

– Не возьмешь – обидишь.

Всё! Теперь и скутер есть, и косуха, а главное – настоящие друзья, которых никогда не было у обделенного вниманием Семена. Теперь можно было жить, не чувствуя себя каким-то ущербным, неполноценным. Все у него теперь есть. И нравится всё. Буквально всё! И их манера одеваться, и запах, и у большинства – хронический алкоголизм, и их мат, и их невежество (в смысле – необразованность), и их женщины, девушки, «дочери полка», сопутствующий моторам пестрый антураж – словом, все абсолютно. Особенно – как они общались между собой. Кратко, но выразительно. Семен иногда с завистливым восхищением прислушивался к их диалогам. В сопровождении пива. Пиво, кстати, покупалось не классическое, от 4 до 5 градусов, а крепкое – 9 – 11 градусов. Поэтому и диалоги некоторые были энергичны и безапелляционны.

– Подожди, кто был первым князем всея Руси?

– А мне по́ фигу!

Между прочим, слово «Россия» употреблялось чаще других, особенно когда к разговору присоединялся кто-то третий, четвертый. Только и звучало за столом, заставленным бутылками крепкой «Балтики»: «Россия, Россия…» Тогда же возникали исторические споры.

– Это произошло тогда, когда Батый завоевал Русь!

– А хазары?

– Да хрен с ними, с хазарами!

– А Чингисхан?

– Да, сука, дались тебе эти татаро-монголы!

– Элементарный наркоман, обугленный в корягу, твой Чингисхан!

«Какая прелесть! – думал Семен, прислушиваясь к неповторимым словообразованиям русской речи. – Ну кто, какой филолог может родить такое: «обугленный в корягу», а? Да никто!»

А их обращение с бабами?! Вот у кого надо учиться. Вот кому подражать! Даже представить себе, что кто-нибудь из байкеров может впоследствии жениться и стать подкаблучником – было решительно невозможно. Место любой бабы на мотоцикле и в жизни – позади мотоциклиста. Нежно обхватив его за корпус руками, чтобы не упасть. Их место сзади, и никогда – спереди! Исключено!

Семен и рад был бы соответствовать мотоциклетным стандартам, но у него пока не получалось. Трудно было с его внешностью, несмотря на косуху, которая должна была внушать если не почтение, то хотя бы уважение. Семен очень рано облысел и, если снимал шлем, вызывал своим обликом почти сочувствие. Его пушистые уши и рябая лысина женщин не пугали, но очень смешили. Да еще очки… И было чрезвычайно трудно обрести при такой внешности авторитетный тон. Поэтому у Сэма-Семы с девушками не все ладилось. Были проблемы. Надо было брать не брутальностью, а умом, но он пока не знал – как это правильно и органично применить, но потом научился и впоследствии не раз говорил с грустью и иронией по отношению к себе:

– Меня любили многие женщины. Большинство из них лишь думали, что любят, а на самом деле – просто жалели. Женщины часто путают или смешивают эти два понятия. Некоторые даже думают, что жалеть – это и значит любить. Трое из них обещали любить меня вечно… Именно они первыми меня и бросили. Но сейчас я живу с женщиной, которая не обещала ничего. Однако живем – и уже долго.

Так говорил потом изрядно повзрослевший Семен. А тогда, когда ему подарили скутер, у него с девушками не шло никак. Не следовало ему корчить из себя мачо и даже курить, если это ему не нравилось, и почти каждая затяжка вызывала кашель. Но в то время его рекламный бизнес, можно сказать, процветал, и он уже начал получать приличные деньги. Следовало что-то приобрести в комплект к кожаной куртке с заклепками. Штаны и ботинки – это уж обязательно. А штаны лучше тоже черные и кожаные. И ботинки должны быть грубые, на толстой подошве, высокие и на шнурках.

И пошел Сэм на рынок. Пошел с крашеной подругой, которую обрел буквально на днях. Подруга звалась Нелли Ширинкина, и подцепил ее Сэм, к собственному удивлению, вечером на улице, возле ресторана, из которого она вышла одна и покачиваясь. На дерзкое предложение Семы подвезти она, к его неожиданной радости, ответила согласием. И села, как полагается, сзади, обхватив маломощный торс Семена руками с темно-вишневыми ногтями. Она была первой и единственной девушкой, которую Семен сам склеил на улице. Семен тогда еще не знал, что порядочных девушек, а также красивых, и даже красивых и порядочных в одном лице следует искать не в ресторанах и не возле них, а под землей – нет, нет, не пугайтесь, – в метро (в больших городах), а еще в библиотеках и прачечных. Таким образом, этот любовный опыт мог бы обернуться для Семена горьким разочарованием, но, по счастью, обошлось. Девушка была старше нашего байкера лет на шесть, многое уже испытала, была не очень хороша собой, но зато совсем неглупа. И весьма ловко пользовалась расхожим представлением почти всех мужчин о блондинках за рулем и просто блондинках. На смену анекдотам про Чапаева и чукчу пришли анекдоты про блондинок, которые свидетельствовали об их непроходимой глупости и гламурном легкомыслии. Но тут следует заметить, что большинство блондинок, по крайней мере в России, не натуральные, а крашеные. Настоящие блондинки все больше в Литве, Латвии и на Скандинавском полуострове. Бывшим шатенкам смена окраса приносит несомненную пользу, так как дает им возможность косить под дурочку, когда того требуют обстоятельства. Вот и Нелли, первая физическая, а если еще прямее – плотская любовь Семена, была такой блондинкой, в недавнем прошлом – шатенкой. Она очень удачно морочила голову самодовольным мужикам, выдавая себя за дуру из анекдотов и подчеркивая тем самым высокий якобы ум своих партнеров, большинство из которых были богатыми и тупыми ублюдками. Им общение с Нелли Ширинкиной льстило. С нею они чувствовали себя философами и остряками, тем более что их дремучие шутки вызывали у девушки звучный, одобрительный хохот. Словом, Нелли к своим двадцати пяти годам уже вкусила и алкоголя, и травки, и беспорядочных половых связей.