Из ресторана она вышла полупьяной, потому что все там надоели, стало тошно и скучно и захотелось спать. Не сомневаясь ни в чем, она присела на Семин байк и доверчиво склонила белую головку на тыльную сторону черной косухи. Семен спросил – «куда», и она неконкретно ответила – «домой». Но потом все же они оказались у нее дома, и там все произошло: состоялось первое знакомство девственника Сэма с радостями случайного, но пылкого секса. Девушка сильно удивилась, застав утром у себя в постели не последнего своего любовника Мурада и не экс-любовника Ваську, торгующего на рынке женским бельем, а тщедушного паренька с синеватым цветом кожи и глуповатой, словно навсегда застывшей, улыбкой на счастливом лице. Еще бы! Ведь этой ночью байкер Семен стал мужчиной с помощью многоопытной Нелли. После бесполезной попытки вспомнить – кто с ней рядом и как его зовут, она решила познакомиться вновь. «Давай начнем все сначала», – предложила она, и когда Семен с простодушной откровенностью ребенка не стал скрывать, что она у него первая, ее разобрал такой хохот, что она потом, отсмеявшись, решила его пожалеть. Так состоялся второй акт их постельной комедии. Больше того, Нелли, которую Сэм вскоре стал по-свойски звать Нелькой, так осточертели ее богатые и сплошь невежественные партнеры со своим более чем скромным запасом слов, половину из которых составлял обычный, тупой мат, что обнаруженная ею у Семы приятная эрудиция и острый ум оказались настолько привлекательными для неизбалованной в этом смысле неглупой девушки, что она решила отношения с новеньким продолжить и более того – пригласила его пожить у себя. Мечта Семы стать настоящим байкером и брутальным мужчиной пленила Нельку своей непосредственностью и скромностью. Казалось бы, такой умный, интеллигентный парень – и такие простые, даже примитивные, идеалы. Ну, чего нет в жизни, но хочется – даже если ты умный и хороший – то из этого идеалы и формируются. Стать Бердяевым или Кантом Семе было неинтересно, а вот крутым байкером – хотелось до дрожи. И ничего удивительного, что он в сопровождении своей подруги Нельки пошел на вещевой рынок искать недостающие детали для байкерского прикида. Нелька упиралась и отказывалась идти с ним на рынок, и вскоре выяснилось – почему, но Семен настоял, проявив себя при этом напористым, волевым, решительным мужчиной, настоящим байкером, одним словом. Его, мол, женщина должна непременно идти с ним. Как жена! К слову, именно такие виды на подругу Семен и имел; он собирался при первом же удобном случае сделать ей предложение и был почему-то уверен, что оно будет принято.

На рынке первым делом надо было найти черные кожаные брюки с заклепками, что вместе с косухой составило бы правильный, настоящий ансамбль. Но не вышло. Они обошли полрынка, но попадались либо кожаные штаны без заклепок, либо простые черные джинсы, на которых было совсем недостаточное количество заклепок. В одном киоске уроженец Кавказа настойчиво впаривал им свой товар, состоявший сплошь из одних светлых брюк и светло-голубых джинсов белорусского пошива.

– Подожди, – устало отмахивался Семен, – мне нужны только темные.

– На! – в скандальной манере закричал торговец, выпучив свои «очи черные» и протягивая Семену брезентовые штаны цвета хаки. – На тебе! То, что тебе надо! Лучше не найдешь, клянусь мамой! Отвечаю! Ну, бери! Вот же! Эти!

– Так они же светлые, – мягко, но решительно возразил Семен и получил убедительный по форме, но совершенно невозможный по содержанию ответ:

– Нэт, брат, ты не прав! Смотри лучше, внимательно смотри! Они не светлые, понимаешь? Они темно-светлые!

Отвязаться от торговца было нелегко из-за паршивой интеллигентской боязни обидеть человека, но обидеть в конце концов пришлось, иначе его бы заставили все-таки купить совершенно ему не нужные штаны.

– Не возьму! – отчаянно крикнул в лицо кавказца Семен и, еще повысив голос: – Они мне не нужны! Не нужны, понял!

И только тогда торговец, с лицом провалившейся на экзамене в театральный институт абитуриентки, отошел в сторону. Разочарование и обида стелились за ним, как шлейф его неудавшейся на этот раз рекламной акции. Сема и Нелли, убежав от торговца штанами, решили попытать счастья на обувном поле. Необходимо было все же разыскать настоящие крутые байкерские ботинки. И снова не нашли.

– Не мой день, – пожаловался Семен порядком уже уставшей подруге.

– А зачем тебе именно такие? – спросила Нелли, полагая, что все эти вздорные правила в байкерской одежде – не более чем условность, чей-то там в далеком прошлом вкус, какого-то мотоциклиста, который первым предложил всю эту кожаную униформу. А вообще-то можно ведь ездить в обычных джинсах и нормальной обуви, мотоцикл не обидится, ему только легче будет, если летом его не будут пришпоривать этими толстенными двухкилограммовыми ботинками на измученных от жары, уставших ногах байкера, слепо подчиняющегося укоренившемуся шаблону.

Сема, мгновенно превратившись в Сэма, прочитал ей краткую лекцию о том, что байкерство – это не только стиль в одежде, но и стиль жизни, и что всему их сообществу надо следовать не какому-то своему, личному вкусу, а только общему байкерскому и соблюдать раз и навсегда установленные для одежды правила.

– Может, пойдем поменяем вкус, а? – с робкой надеждой спросила Нелли, у которой ноги уже невыносимо ныли от долгой ходьбы по рынку.

– Я те поменяю! – грубо, воистину по-мужски ответил Сэм, внутренне гордясь тем, что способен на такой бескомпромиссный тон со своей женщиной – своей, как говорили индейцы Фенимора Купера, скво. Скво должна знать свое место и не возникать!

– Ой, кого я вижу, что я слышу! – раздался сбоку фальшиво радостный, глумливый голос. – Тут какой-то семейный, кажется, скандал! – И вслед за голосом тут же нарисовался его владелец, продавец женского белья и экс-любовник Нелли Ширинкиной Вася. Вот почему Нелли не хотела идти на этот рынок с Семеном, вот почему возражала. Она ведь могла тут встретить кого угодно. Черт знает кого могла тут встретить! Опасалась она не напрасно. Неприятная встреча с прошлым все-таки произошла.

Мы расстались с Касей в тот момент, когда она переступила порог холостяцкой квартиры приятеля Стефана Лехи, совсем даже не подозревая, что угодила в логово порока, разврата, насилия и презрения к женщинам как таковым. Во всяком случае, хозяин «логова», облаченный в фиолетовый халат, был конкретным, упертым женоненавистником. Еще в хрупкой, неокрепшей юности, не способной противостоять женскому коварству, он был соблазнен, а затем попал в настоящее рабство к богатой стерве, которая выдумывала для отрока все новые и новые пытки. Его жизнь стояла тогда на перепутье: он писал стихи и мог бы стать поэтом, романтиком, но мог – подлецом и циником, а еще – алкоголиком. Витязь у трех дорог: направо – коня потеряешь, налево – смерть свою найдешь, прямо пойдешь – назад не вернешься. Все три варианта, прямо скажем, не очаровывали. И надо же было такому случиться, что Леша Набоков освоил все три непривлекательные дороги, еще до перекрестка выбросив на свалку своей биографии все романтические идеалы. Мосты были сожжены. И все благодаря этой жуткой бабе с именем, которое поначалу казалось Леше загадочным и обворожительным – Марианна. Она истерзала бедного Леху своими постоянными изменами, истериками и слезами в качестве типичного средства для удержания юноши возле себя, несмотря на свои мерзопакостные поступки и наилегчайшее поведение. Особенно любила она проявлять «наилегчайшее поведение» в самолете, в туалете со случайным попутчиком. Или, например, в лифте с незнакомым сантехником, вызванным для ремонта в какую-то квартиру их дома. Поэтому она частенько по пьянке садилась в лифт в плаще или шубе на голое тело и ездила вверх-вниз в ожидании добычи. Леха, бывало, искал ее и вытаскивал из жутких притонов, в которые она попадала специально в поисках острых ощущений. Роскошная квартира в центре Москвы ей осточертела. Грязи хотелось ей, грязи, вонищи – это ее, видите ли, возбуждало! Мальчик Леха поначалу глубоко и сильно страдал, но постепенно душа его тоже стала обрастать густым мхом цинизма и неверия. Однако он продолжал писать стихи, но уже совсем другие. И однажды на одной из вечеринок, в тот раз у нее дома, он, обратившись к своей доморощенной Кармен, сымпровизировал. Но не на ровном месте, без повода, ни с того ни с сего. Она попросила, желая в своем пьяном кураже показать гостям, какой у нее под боком живет поэт, исполняющий все ее прихоти: «Лешенька, зайка, давай, сочини про меня экспромт, вот сразу! Можешь?» Леха, недолго думая, выдал то, что накипело: «Сердце невольно тает в огне. Сделай мне больно – трахнись при мне». И нежная Марианна в розовом пеньюаре, в котором бесстыдно встречала гостей, без улыбки ответила: «Легко». И тут же на ковре исполнила это с Лехиным другом, просто завалив его на себя. Несколько минут гости сидели, оцепенев, завороженные зрелищем, а потом Марианна со смехом крикнула всем: «Что сидите, окаменев, как полинезийские истуканы?! Присоединяйтесь!»