— Я не из техникума, Катерина Петровна. — Танков почему-то заговорил торжественно и оттого, как сам с неприязнью услышал, лелейно. — Я из милиции.

Откинув назад руку, хозяйка нашарила спинку стула и, осторожно оседая, опустилась на сиденье. Покрасневшее лицо с мелкими морщинками приобрело тоскливое выражение.

— Нашли-таки, — качая головой, будто про себя, пробормотала она. — Говорила я ему, не езди в этот поход дурацкий. Ну, чего тебя к этим… тянет? Ну, чего?! Скажите, чего ему среди них надо? Медом, что ли, намазано?! — Лицо ее некрасиво исказилось, готовое зайтись в плаче. Но, видно, вспомнив о соседях, она лишь всхлипнула.

Мучившийся от необходимости врать, Танков оторопел.

— Значит, сын вам всё рассказал?!

— Еще б он не рассказал, милый ты человек! Еще б он матери не сказал. Такого у нас не водится. Я его, дурака, как узнала, сама тряпкой отходила.

— Тряпкой — это, конечно, круто, — неприязненно процедил Танков.

— Слышь, — Катерина Петровна дотянулась до его рукава. Искательно потеребила. — Вы скажите, чего нам за это, штраф будет?

— Какой штраф? Почему штраф?!

— Да вы не нервничайте. Чего вы нервничаете? Ведь не дура совсем. Понимаю: отвечать придется.

Танков начал осознавать, в какое отчаянное положение он угодил.

— Так что рассказал вам сын?

— Как было, так и рассказал. Чего-чего, а врать матери не обучен, — с обидой, из-под которой проступала гордость, сообщила Катерина Петровна. — В поход они, я ж говорю, ходили. В воскресенье приехал, лица на нем нет, рубаха порвана и в крови. Модная такая… Джинсовка.

— Что он рассказал?

— Известно что. Девок не поделили. С Кешкой Зубовым, дружок его, куда-то в деревню на танцы пошли, ну и подрались с деревенскими. Наверняка Кешка затеял. Потому что мутный! Вечно чего-нибудь нафордыбачит. А мой дурачок в рот ему смотрит. Хотела его с девочкой познакомить. У подружки дочка, умница. Так осрамил при соседях: ты, говорит, мать, дремучая. Надо будет, сам найду. А кого найдет? Этих, что ли? — Она отчего-то ткнула в сторону шумящего под окнами проспекта.

— Где вещи? — Танков придал взгляду выражение проницательности.

— Какие?.. А, так застирала. Брюки еще поносятся, да и рубаху подлатала незаметно. А кровь в холодной воде отошла… Да нет, вы мне правду скажите: большой штраф-то за эту драку положен?

Растерявшийся Танков неопределенно мотнул головой. Кивок этот Катерина Петровна восприняла как подтверждение:

— Ведь это ж никаких денег не напасешься. Только-только на телевизор насобирали. Костюм ему хотела к выпускному. И здрасте, опять! Мать последние жилы рвет, а он, стервозина. Я не тряпкой, я палкой его отхожу!.. А ведь какой способный! — без малейшего перехода умилилась она. — У кого во дворе мотоцикл, машина сломается, к нему идут. И ведь денег не берет. Неудобно у своих. В радиоклуб ходит. После восьмого класса работать засобирался, а я вот приказала: «Учись! Пока техникум не кончишь, никуда».

Катерина Петровна прервалась, обдумывая засевшую мысль:

— Хоть бы уж поменьше штраф. А то у вас еще приводы есть, — щегольнула она невесть где добытым знанием. — Может, можно вместо штрафа привод, если не очень страшно. — Она просительно дотронулась до Танкова.

— Можно и привод, — окончательно заврался тот.

— Вот я и говорю. — Катерина Петровна хитренько оживилась.

— Ты б похлопотал. Тебя ж, наверное, начальство послушает. И то сказать, что за парень, если сдачи дать не может? Он ведь и сам знаете как переживает… Мне вот не говорит, а во сне стонет. Совестливый!

Танков не в силах больше переносить этот разговор, по существу издевательский, отошел к окну и стал смотреть вниз. Проносящиеся по проспекту машины уже включили габаритные огни. В комнате тренькали ходики, такие же, как у соседей (наверное, вместе и купленные).

Танков колебался: не выйти ли ему во двор? Скорее всего, Синельникова взяли по другому адресу, а о нем попросту забыли.

Катерина Петровна сделалась задумчивой, то и дело тревожно поглядывая на гостя. Потом уж и глядеть перестала, словно сообразив, что не станет занятой милиционер из-за штрафа до ночи дожидаться ее сына, и догадки своей пугалась.

У соседей работал телевизор. Шла программа «Время».

Танкову хотелось вернуться к понравившейся Вале, примириться. Договориться о новой встрече. Он колебался, но всё не мог решиться. Тягуче цедились минуты, заполняя комнату напряженным ожиданием. И этот затухающий вечерний ритм разорвала выстрелившая входная дверь подъезда. Кто-то бежал вверх по лестнице.

Танков вздрогнул. Подняла на него наполнившиеся испугом глаза Катерина Петровна.

Теперь стало слышно, что бегут двое. Один из них что-то кричал. Танков выскочил в коридор. Из соседней комнаты показалась напряженная Валя. Распахнулась, отлетев до петель, входная дверь, и в квартиру ворвался мокрый взъерошенный парень. Он собирался захлопнуть задвижку, но увидел перед собой незнакомца и застыл, посвистывая перетруженным дыханием.

Тотчас следом вбежал Саша Федоров и, не останавливаясь, навалился сзади. Под тяжестью стокилограммовой массы парень рухнул на пол. Оперативник, тяжело и злобно хрипя, принялся выкручивать оттянутую назад руку. От страха и боли беглец закричал. Валя возмущенно задышала.

— Это тоже из угрозыска, — предупредил её Танков.

— По манерам видно! — брезгливо отчеканила та.

— Ладно, вставай живо, бегун хренов! — Федоров, не отпуская заломленную руку, поднялся. — Считай, отбегался.

Он чуть усилил захват, и Вадим Синельников оказался стоящим на коленях с наклоненной к ногам головой.

— Да что ж это?! — закричала Катерина Петровна, с ужасом наблюдавшая, как ломают ее сына. — Что ж вы, если милиция, так все дозволено?!

Она оттолкнула Танкова и, худенькая и бесстрашная, пошла угрожающе на Федорова, который, не обращая внимания на присутствующих, деловито выволакивал на лестницу стонущего от боли и унижения Вадима Синельникова.

— Что ж ты, бугай, его как убийцу какого валтузишь?!

— А кто же он?! — Федоров, обозленный преследованием, издерганный тремя бессонными ночами, приостановился. — Если он человека ни за что ни про что на тот свет отправил, так кто ж он, по-вашему, божий одуванчик, что ли?! Ишь, жалко стало. Раньше надо было жалеть, когда мразь эту растили!

Задохнувшись яростью, он поволок поникшего убийцу вниз по лестнице.

— Мамочка, прости! — разнесся гулко по подъезду истошный мальчишеский голос.

Танков растерянно повернулся. Потрясенная Катерина Петровна, ощупывая воздух рукой и что-то шепча, опускалась на пол. Он подхватил ее и с помощью Вали отнес на диван.

— Помоги ей… Они и вправду человека убили, — потерянно пробормотал Танков и выскочил из квартиры.