– Мантикора, конечно. Но что думаем ты или я – значения не имеет. Большинство моих людей заранее готовы считать любую женщину-командира потенциальной опасностью, а остальные приходят в ужас от того, что женщина может подвергнуться опасностям боя. А оголтелые консерваторы, вроде Гаррета и компании, вообще управляются только чистыми эмоциями, а не рассудком. Они рассматривают само ее существование как преднамеренное оскорбление нашему образу жизни – и если ты думаешь, что я все это придумал, слышал бы ты мою беседу с начальником оперативного отдела! При нынешних обстоятельствах версия Хевена только укрепляет позиции всех этих групп. И не будь слишком суров к офицерам! Некоторые из твоих гражданских куда хуже, и ты это прекрасно знаешь. Как насчет Джареда, например?

– Старый добрый кузен Джаред. – Мэйхью выразил отвращение и голосом, и миной, потом поднял руки. – Ладно, ты прав, ты прав! А старина Клинкскейлс еще хуже, но он хотя бы не второй в порядке наследования моего титула. – Протектор шлепнулся в мягкое кресло. – Но, Берни, мы не можем спустить этот договор в трубу из-за такой глупости, как культурные предрассудки. Мантикора сделает для нас куда больше, чем Хевен; они ближе, технология у них лучше, и меньше шансов, что они нас в один прекрасный момент проглотят и не подавятся.

– Ну, так скажи это своей делегации на переговорах, – вздохнул Янаков.

– Я и сказал. Но ты же историк, ты знаешь, что за последнее столетие Совет сильно урезал власть Протектора. Прествик – неплохой канцлер, но он вовсе не собирается реставрировать мое прямое правление. Я считаю, что нам нужна более сильная исполнительная власть, чтобы справиться с тем, что скоро начнется. Может быть, я предвзят – из-за своего положения. Суть, однако, в том, что у меня сохранилась только видимость власти. И кой-какой престиж. Поддержку клана Мэйхью в основном обеспечивают консерваторы, а консерваторы считают, что любая помощь извне «угрожает грейсонскому образу жизни», – ты сам это сказал. Пока что я держу в руках Совет, и в Палате у меня, думаю, есть большинство, но это преимущество маленькое, очень маленькое, неустойчивое – и если вооруженные силы не поддержат договор, я это большинство потеряю. Ты просто обязан заставить своих людей взяться за ум, а не хвататься за голову…

– Бен, – медленно сказал Янаков, – я приложу все усилия, но ты, по-моему, не вполне понимаешь, чего просишь. – Мэйхью медленно выпрямился, но адмирал продолжил говорить. – Я знаю тебя с детства, и я всегда знал, что ты умнее меня. Если ты говоришь, что нам нужен союз с Мантикорой, я тебе верю. Но иногда я думаю, что твой дед ошибся, послав тебя и твоего отца учиться на других планетах. О, я все знаю про положительные стороны, но в какой-то момент ты вроде бы перестал чувствовать настроение народа, и это опасно. Бен, ты говоришь о консерваторах в Палате, но большинство из них куда менее консервативно, чем население в целом!

– Я все понимаю, – тихо ответил Мэйхью. – Ты можешь в это не верить, но с моего бугра кое-что видно лучше – например, как трудно изменить устоявшиеся мнения. Я не хочу, чтобы Мэйхью превратились в Пехлеви[9]или Романовых. Я не собираюсь за один день перевернуть все общество, но речь идет о выживании нашей планеты, Берни. Нам нужен этот союз, который может дать нам современную технологию и постоянное присутствие флота Мантикоры – так что Саймондс и его фанатики больше не посмеют сюда сунуться. Ведь независимо от того, договоримся мы с Мантикорой или нет, нам уже не отсидеться в тишине и покое. Слишком велика вероятность, что через год-другой Хевен нападет на Мантикору, и двинутся они прямо через нас… если только у нас не будет чем их задержать. Мы между молотом и наковальней, Берни, и ты это знаешь даже лучше, чем я.

– Да, – вздохнул Янаков. – Да, я знаю. И я попробую, Бен, я правда попробую. В лепешку разобьюсь. Но как бы мне хотелось, чтобы Мантикора не ставила нас в такое положение… потому что вряд ли у меня что-то выйдет.

Хонор ступила на ковер, и сержант Бэбкок улыбнулась.

Бэбкок родилась на Грифоне, пятой планете Мантикоры-B. Сила тяжести на Грифоне была только на пять процентов выше стандартной земной, что составляло всего восемьдесят процентов силы тяжести Сфинкса, родной планеты Хонор. Бэбкок была на двадцать сантиметров ниже и вдвое старше Хонор. Как и адмирал Курвуазье, она стала пролонгом в первом поколении. Первые версии пролонга тормозили старение куда менее эффективно, чем более поздние методики, так что в ее рыжих волосах виднелась седина, а в уголках глаз заметны были морщинки.

Все это ничуть не мешало ей с постыдной легкостью швырять Хонор во всему залу.

Хонор была выше и сильнее, реакция и координация у нее были лучше, но это, как давным-давно выяснила гардемарин Харрингтон на острове Саганами, абсолютно ничего не значило. Бэбкок была как минимум в такой же хорошей форме, как она сама, и занималась борьбой на сорок стандартных лет дольше. Она знала приемы, о которых ее командир еще даже не задумывалась, и Хонор подозревала, что сержант радуется возможности (или, если можно так сказать, поводу) выбить пыль из старшего офицера.

С другой стороны, Хонор и сама возвращалась к норме, и сегодня она не собиралась задирать лапки кверху.

Они встретились в середине ковра и заняли исходные позиции; на губах у Хонор улыбки не было. Лицо спокойно и неподвижно. Гнев и раздражение – они направлены не против Бэбкок, но это не делает чувства менее реальными – собраны и переориентированы. Только те, кто очень хорошо знал Хонор, могли заметить жесткое выражение ее глаз.

Они начали медленно кружить по ковру, движения рук были обманчиво мягки и изящны. Обе они имели черный пояс в coup de vitesse, боевом искусстве, разработанном как объединение восточных и западных техник на Новом Дижоне восемь столетий назад.

Все присутствующие наблюдали за ними, и зал охватила тишина.

Хонор чувствовала присутствие зрителей, но очень отдаленно, все ее чувства были по-кошачьи сосредоточены на Бэбкок. Coup de vitesse, изначально жесткий атакующий стиль, сочетал спокойствие и самоконтроль с отчаянной яростью. Этот стиль никогда не стеснялся заимствовать у других – от савата[10]до тай-чи[11], – но больше склонялся к концентрированному насилию, чем к изысканным формам. Он куда меньше практиковал использование силы противника против него самого, чем большинство восточных стилей, и куда больше значения придавал атаке, иногда даже в ущерб обороне.

Один из соучеников Хонор, тоже входивший в команду Академии по невооруженной борьбе и предпочитавший элегантность дзюдо, как-то сравнил coup de vitesse с фехтованием на двуручных мечах, но Хонор это вполне устраивало. И как всегда с боевыми искусствами, во время поединка ты обо всем этом не думал. Ты просто делал, отвечая приемами и контратаками, которые впитались так глубоко, что ты и сам не знал, что делаешь, – по крайней мере сознательно, – пока не выполнил нужное действие. Так что она не пыталась думать и предугадывать. Для этого Бэбкок была слишком быстра, а поединок шел контактный. Кто отвлечется, заплатит синяками.