пожить в настоящем, захотелось прекратить погружаться в дни своего детства, захотелось просто насладиться моментом.

— Эпкальм, скажи, откуда ты знаешь, что такое быть лидером? — поинтересовалась Ингет, привлекая к себе внимание. Аноильтенс не счёл нужным открывать глаз, просто обдумывал её слова и пытался найти ответ. — Кажется, я так и не нашла для себя правильного пути. Родители знали, как быть кем угодно, а я не могу понять, как быть самой собой, хотя нет… не хочу я быть такой.

— Не хочешь быть собой или той, кого другие не любят?

Собеседница взяла паузу.

— Какой бы из этих вариантов я не выбрала, итог всегда один — меня гонят. Конечно, своими поступками, я заслуживаю этой реакции. Но чем чаще думаю об этом, тем больше задаюсь вопросом: а гордились бы мной родители? Тем человеком, которым я стала, — Эпкальм приоткрыл глаза и увидел искажённое болью лицо Хактес. — Знаешь, я и правда по ним очень скучаю, а теперь, когда у меня нет кольца, кажется, что связь с ними совсем оборвалась… что я делаю что-то не так. Они хотели оставить дела сопротивления и жить спокойной жизнью, хотели покончить с рисками. Мама и папа, когда уходили на последнее задание, сказали мне, что как только вернутся и мы начнём новую жизнь. Но они так и не вернулись. Их разодрали тебрарумы, не осталось почти ничего кроме отдельных частей тела. Вот я и задумалась: а по тому ли пути я иду? Чем дольше я остаюсь здесь, тем больше неприятностей. У меня такое чувство… будто глаз — это лишь предупреждение, знак от Светлой Девы, что пора остановиться, выдохнуть и выбрать другую тропу.

Эпкальм помолчал с минуту, слушая тихие всхлипы рядом. Он обратил взгляд к небу и в сознании само собой всплыло лицо Флопри́кии с теплотой во взгляде.

— Я слышал, что твои родители были превосходными людьми. Они умели отдавать себя не только штабу, но и семье, друзьям. Им везде были рады, где бы они не появлялись. Однако со временем их желанием стала тихая жизнь. А чего хочешь ты сама? Если не думать о них или ком-то другом?

Вытерев нос, Ингет в очередной раз всхлипнула и повернулась к Эпкальму.

— Не знаю. Я не понимаю даже кто я, откуда мне знать, чего мне хочется?

— Всё ты знаешь, — поёжился Аноильтенс. — Но боишься. Отказываешься принимать свои желания и чувства, а потом делаешь вид, что стоишь на распутье, хотя второй тропы даже нет. Мне кажется, как будто ты лезешь в болото, вместо того, чтобы идти по дороге.

— Может так и есть. А… откуда ты знаешь куда идти? Почему решил остаться в сопротивлении, хотя мог последовать воле родителей? Хотя… я даже не знаю, что с тобой случилось. Где твоя семья?

Ком встал в горле, однако Эпкальм проглотил его и так же безучастно продолжил смотреть ввысь. В груди появилась пустота, апатия выползла из неё и начала постепенно пожирать его.

— Хочешь послушать о моём прошлом? — хмыкнул он и повернул голову к Ингет.

Сопротивленка несколько неуверенно кивнула и сложила голову на руки. В памяти Эпкальма снова вспыхло пламя, истеричные крики людей, взошёл парад планет на небосвод и замелькали тёмные фигуры. В эту дверь он старался не возвращаться. О той ночи вспоминать не просто больно или неприятно, а невыносимо.

— Ну, с чего б начать, раз уж мы взялись откровенничать. Я был старшим сыном в семье. Моя мать всегда отдавала предпочтение младшему брату, а меня на дух не переносила. Корила за все беды в её жизни, могла и побить, если настроение было совсем скверным. Отец пытался меня как-то защищать, но и сам не так уж и тянулся ко мне. Я не чествовал от него любви, но он проявлял ко мне доброту и относился мягче, чем мать. Если позволяло время — учил пользоваться силой и даже мог потрепать по голове за успехи. Тем не менее, почти всё девство я был одинок, — Аноильтенс пожал губами, когда почувствовал лёгкий укол в ребра. То была печаль, которую даже гнать не пришлось, она отступила сама. — Пока не встретил женщину. Точнее это нашла меня. Она подошла ко мне и завела разговор, спросила, почему я грустный и сижу в поле один. Я ответил только то, что родителям в общем-то плевать. С тех пор мы с ней стали видеться всё чаще. Для шестилетнего меня, она стала настоящим спасением — матерью, которая дарила любовь без тени сомнения и уделяла почти всё свободное время. Я боялся, что она отдалится от меня, когда у неё родится ребёнок, но даже после она продолжала проводить со мной много времени. Когда её дочь родилась, к нашей небольшой компании присоединился и отец девочки. Мы пили чай, ходили на пикники, играли и читали. В общем они дали мне всё то, чего я не получал от своих родителей. Но и это счастье длилось недолго.

Мне было девять в день, когда на небе проявился парад планет. Днём мы любовались этим зрелищем, а уже ночью на сайд напал Итенедонимус со своими прихвостнями. Те люди собирались бежать из Зазавесья в тот день, а я хотел им помочь, но все сложилось совсем иначе. На них напали. Я не знаю, что случилось дальше, меня кто-то вырубил в суматохе. Очнулся, когда уже всё закончилось. Побежал в их дом — там было пусто. Мне стало страшно и тревожно, тогда я бросился к своему, но на его месте осталось пепелище. Среди обугленных досок, я увидел тела. Моя семья была мертва. В тот день я снова почувствовал, что остался совсем один. От страха одиночества, просидел там до самого утра. Чтобы не сойти с ума, я как мантру повторял для себя имя той женщины. Тогда же меня нашёл Глорас и забрал в ещё только зарождающееся сопротивление. Вот и вся история, — выдохнув, Эпкальм ощутил, как с груди точно свалился тяжёлый камень.

Прежде он ни с кем не говорил о прошлом, считал это излишним напоминанием об утраченном. Однако, в этот миг ощутил лёгкость.

— А с братом ты общался?

— Очень мало, мать держала нас друг от друга на расстоянии. Можно сказать, что мы виделись только за обеденным столом.

— Как ты можешь рассказывать об этом так спокойно? — ужаснулась Ингет. Её лицо стало беспокойным, шокированным, печальным. Она стискивала траву от нервного напряжения.

Эпкальм слегка улыбнулся, но больше не стал смотреть на небосвод. Он посмотрел на Хактес и протянул руку к