покойно внутри — ни страха, ни мучительного чувства, ни биения сердца. Только скучно смотреть на небо, на пустынные низкие берега, скучно чувствовать себя самого. Смерть, смерть витает над всем, холодная, немая, бездушная смерть. Не все ли равно, теперь или потом, рано или поздно?..

А между тем судьба распорядилась нам жить. Другой берег был уже близок, и слышны были крики наших. Вот конец дамбы, вот ров, деревья и зеленая трава. Р. садится и стонет. Ругается Селим, снимая окровавленную одежду и вытирая кровь с лица. Мальчик Степа сидит на траве, безразлично смотря вдаль, а вокруг все радостные лица.

Четверо нас вышло живыми, четверо легло на дамбе. Трупы их позднее нашли страшно изуродованными и обезображенными. Выкололи им глаза, распороли животы, отрезали отдельные части тела. Особенно все жалели одного немца-добровольца, рослого, статного красавца, из бывших гвардейских солдат, который только накануне поступил к нам в полк, в немецкой колонии, где мы ночевали перед Таганашем. Он пробыл в полку менее суток.

Через несколько времени подошел бронепоезд и стал обстреливать противоположный берег.

— Уж эта артиллерия, — говорили у нас. — Всегда придет поздно…

Пришла какая-то пехотная часть нам на смену. Приехала дрезина, на которую положили раненых, и вместе с ними нашего тогдашнего командира эскадрона, старого полковника Талаева. Он сильно переволновался, послав нас на эту разведку, и его, по-видимому, хватил удар. Была уже ночь, когда мы пришли в Таганаш. У меня тогда наступило какое-то душевное онемение, которое продолжалось два дня. Я лег в пустом доме на сено, пролежал ночь и весь следующий день, не хотелось ни вставать, ни говорить, ни видеть людей. На второй день к вечеру меня вытащили к себе наши пулеметчики, я выпил у них вина и стал приходить в себя. Я узнал, что Чонгарский полуостров был очищен большевиками в следующую после нашей разведки ночь. Наши пехотные разведчики перешли вброд Сиваши, выставили на том берегу пулемет и начали палить из него в чистое поле. Стрельба эта привела большевиков в такое смущение, что они, побросав оставшиеся на полуострове железнодорожные составы, паровозы и вагоны, бежали на север в Мелитопольском направлении.

В эти дни я получил телеграмму, вызывавшую меня в Екатеринодар. Я простился с полком и тронулся в путь, решив заехать сначала в Симферополь.

Южная и центральная части Крыма были очищены большевиками без боя, под давлением двигающихся с востока сил. Добровольческие войска сюда еще не заходили, за исключением нескольких казачьих разъездов. Несколько поехавших вместе со мною немцев были едва ли не первые добровольцы, воротившиеся в Симферополь. Это были веселые для нас дни, дни успехов радостных, дни радостных встреч и приветствий. Добровольческая армия вышла тогда на Харьковскую дорогу, что ни день, то новые сведения о ее успехах достигали нас.

А. Васильевский{256}

Отряд полковника Гершельмана

(февраль 1919 года, Аскания-Нова){257}

В «Архиве Русской Революции» искажено описание трагической участи, постигшей отряд полковника Гершельмана, посланного в феврале 1919 года в северную Таврию. В статье, озаглавленной «Дневник обывателя»[7], автором ее с инициалами «А. В.» написано следующее: «6 марта… В Аскании-Нова стоял эскадрон полковника Гершельмана. В один прекрасный день они, всего 60 человек, легли спать, оставив сторожить часовых и дежурный взвод. Наступила ночь. Все было тихо. Как вдруг часовые сквозь темень заметили надвигающуюся цепь неприятеля. Цепь уже была в 50 шагах. Моментально была поднята тревога, которая разбудила спящих. Первыми выскочили навстречу врагу дежурная часть во главе с полковником и еще 20 офицеров… красные перебили часть гершельмановских кавалеристов, другая часть успела удрать, не имея возможности забрать не только свои пожитки, но и убитых и раненых. При этом был убит сам полковник Гершельман. Да! Очень печально. Но сами виноваты. Быть на фронте и лечь спать раздевшись; следующий раз будут осторожнее!»

Мне, как живому свидетелю и участнику этого трагического события, хотелось бы обелить память этого доблестного офицера, убитого в Аскании-Нова, равно как и других погибших с ним, опровергнув ту злостную клевету, которая напечатана в «Архиве». Привожу совершенно объективно то, что сам видел, будучи в этом отряде и как раз в том «дежурном взводе», как его называет автор «Дневника обывателя».

Еще во время пребывания немцев в Крыму начальником милиции города Ялты был капитан Гаттенбергер, объединявший там офицеров и сформировавший из них роту, как только ушли немцы. В нее вошли офицеры, юнкера и вольноопределяющиеся всех родов оружия. Затем из Ставки генерала Деникина был прислан полковник Гершельман, который в Ливадии стал формировать Сводно-Гвардейский кавалерийский дивизион. Армейские кавалерийские офицеры и вольноопределяющиеся из роты капитана Гаттенбергера перешли в формируемый дивизион, где из них была сформирована пулеметная команда с шестью пулеметами. Рота же капитана Гаттенбергера впоследствии развернулась в Симферопольский офицерский полк. Доблестный капитан Гаттенбергер, георгиевский кавалер, впоследствии был окружен превосходными силами махновцев, отбивался от них до последнего патрона, а затем, по одной версии, был ими зарублен, а по другой, последнюю пулю пустил в себя.

«Дивизион» полковника Гершельмана, по численности не больше эскадрона (почти безлошадный), по существу, был просто небольшим отрядом. В дивизион входили гвардейские кавалерийские офицеры и несколько офицеров и вольноопределяющихся 5-го гус. Александрийского полка. Преобладали однополчане полковника Гершельмана — уланы Его Величества, поэтому и эскадрон, со сверхсрочным вахмистром, считался эскадроном их полка. Начальником пулеметной команды был гусар шт. ротм. Хмелевский.

В январе 1919 года дивизион был вызван в Симферополь, а затем выдвинут в северную Таврию для пополнения. Высадившись из теплушек в Салькове в феврале 1919 года, отряд направился через Рождественку в имение Фальц-Фейна «Аскания-Нова». В большом селе Рождественка почти всех посадили на коней. Там же ночью часть населения, настроенная большевистски, пыталась обезоружить наш небольшой отрядик, но мы были предупреждены благонамеренными стариками, и этот план не удался.

Прибыв в Асканию-Нова, этот чудесный зоологический сад и питомник растений, офицеры расположились в доме для приезжающих. Незначительное число солдат из бывших красноармейцев, взятых в плен под Ставрополем, и небольшой обоз и лошади поместились на юго-западной окраине поместья в большом людском доме и прилежащем к нему, загороженном невысокой стеной из кирпича скотском дворе.