Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я — долол, — сказал Генлий без прежнего гнева, — а все дололы принадлежат Дэнвилу — он высший порядок моей расы. Будь я вероном, ты бы смог с меня снять любое проклятие. И чтобы снять с меня проклятие тебе надо либо получить личное разрешение Дэнвила либо заключить со мной сделку. Дэнвил разрешения никогда не даст, а за сделку с тобой он мне голову отгрызет, буквально.
— Но вы же мой дядя! — не согласился Олег. — С Лиевом у меня не было никаких цепей на руках!
— Ты уверен? Ты эти цепи как орешки щелкаешь и если бы не вмешательство Дэнвила, ты бы их даже не заметил. Вспомни. Никто тебе не угрожал?
— Угрожал…
— Мелкий, ты дурак, — беззлобно потрепал его волосы Генлий. — Ну, вот куда ты лезешь? А? Откуда ты знаешь, кому вызов бросил?
— И что? Если она узнает кто, то обязательно ответит?
— Если это демонеса, то сто процентов ответит.
— И что делать?
— С хранителями миров разговаривать. Разбираться, кому ты на хвост наступил, чтобы хранители сами могли как-то её замаслить.
— Замаслить? — нахохлился Олег. — Зачем? Разве она не враг?
— Враг, но очень сильный враг, с которым драки нежелательны. В общем, не мне тебе такие вещи объяснять. Просто не лезь, если заметил у себя на руках цепи.
На прощание Генлий не сильно щелкнул племянника по лбу и с кряхтением, как старый дед, поднялся, чтобы уйти. Льяри подняла Олега на руки, занесла в палату и уложила в цветок со словами:
— Отдохни. Мы сами со всем разберемся.
* * *
Генлий хотелось всё на своем пути крушить, а еще кому-нибудь разбить голову. К несчастью на его пути попалась племянница, а не кто-нибудь из бестолковых слуг. Разбивать ей голову как-то рука не поднималась. Он и не бил её никогда, разве что подзатыльника мог отвесить в порыве гнева. Еще и выглядела племянница как разодетая кукла с густыми длинными волнами чёрных волос.
Дололки как и мужчины стриглись коротко в отличие от веронок. Иной раз Генлий дочерей с сыновьями путал, пока у первых округлости грудей не обрисовались.
— Дядя, вы собираетесь домой? — наклонила набок голову Лимра.
Такая мысль его действительно посещала, однако он сразу её отмел. Дела в Размарале еще не закончены, особенно с появлением мелкого монстра, который бесил его еще сильнее, чем бестолковый Амрон. С седовласым хотя бы диалог возможен, а с его братцем всё проходило на повышенных тонах, словно Генлий с Искросом сталкивался только в худшей его версии. Дядя его потренировать хотел, а мальчишка едва на Дэнвила не нарвался, бездумно желая освободить семейство дололов из рабских оков…
— Я кого-нибудь твоего брата прибью, — едва подавил дрожь в руках Генлий.
— Какого из?
— Всех сразу. Каждый по-своему бесит.
Лимра печально скривилась:
— Может, вы просто мальчиков не любите?
— Твой отец на девочку не похож.
— Но он вас тоже частенько бесит.
— Логично…
Генлий подхватил девочку на руки и направился вместе с ней на верхние этажи. Он начинал понимать, почему брат её постоянно везде таскал. Особенно когда кулаки чесались, её присутствие здорово успокаивало.
— Дядя, а почему Конрак изменился?
Долол остановился. Иной раз он терпеть не мог кровные узы веронов. Ни мысли от них не скрыть, ни чувства, ни даже воспоминания. К тому же девочка более наблюдательная и пытливая, чем её несносные братья.
— Его другим помнил Искрос и старшее поколение веронов, а я застал его уже ублюдком, — все-таки ответил Генлий.
— То есть… это что-то вроде тёмной перековки сознания?
— Вряд ли, по словам тех же старых веронов, он всегда был злобным ублюдком. Просто ради матери Искроса притворялся добреньким какое-то время. Затем ему снова сорвало крышу, тогда же лишилась жизни мать Искроса. Конрак её зарезал в порыве гнева.
— Почему он не убил Искроса, если он был настолько безумен, что убил любимую жену? — нахмурилась Лимра.
— Он пытался, однако что-то его всегда останавливало. Я сам неоднократно видел, как его меч останавливался в миллиметре от лица брата. Искрос единственный кто с ним осмеливался спорить и выводить из себя.
Лимра спрыгнула с рук дяди и потянула Генлия за одежду в сторону кабинета Завса. После исчезновения советника, в его кабинет никто не заходил, по крайней мере, так думал Генлий. Никто даже охранные заклинания не убрал. Он уже подумывал, чтобы двери вместе с заклятием снести, но девочка знала, как открыть тайный проход, минуя охранную магию.
Долол наклонился, чтобы не стукнуться головой о низкий проход, пока принцесса нырнула в вещи Завса и не вытащила из хлама картину, поворачивая её лицевой стороной к дяде.
— Это же не его жена? Верно? — Лимра указала на кукольную блондинку с большими завитками белокурых волос, подвязанными на манер обруча красным бантом.
Белое платье делало её похоже на маленькую добрую принцессу. Блондинка лучилась счастьем и стояла позади мрачного Конрака, положив ему белоснежные ручки на плечи.
— Рогов не хватает, — скривился Генлий, заглядывая в кристально синие глаза прелестницы. — Забыли дорисовать.
— Так это Лидеема, — догадалась племянница. — Я никогда не видела её и как-то представляла по-другому.
— Я с ней тоже не знаком, но вероны вспоминали её как злобную суку. И у меня нет причин им не верить, учитывая какой у неё получился сынуля.
— Где она сейчас?
— Где ей еще быть? Она среди своих.
— Вы уверены? — помрачнела Лимра.
— Что еще нарыла? — скрестил руки на груди Генлий.
Девочка одну за другой вытаскивала разные статуэтки и изображения Лидеемы. На некоторых она и вовсе представала в образе богини, раздающую милость высохшим скелетам. Попалось несколько семейных картин, где Лидеема стояла с Ганроном и их юным сыном, у которого в детстве оказались голубые глаза.
— Если советник не был ею одержим, то в этом мог быть какой-то смысл? — пнула кучку Лимра.
— Что еще?
— Завс в своих записях кого-то называл великой матерью. Не её ли? Она же насколько я знаю высший демон? Из-за неё вероны нас называют отравленной ветвью. И что-то мне слабо вериться, что она ушла из нашей жизни навсегда. Вы сами говорили, что демоны не привыкли отступать, если что-то наметили.
Генлий присел неподалеку от кучи хлама и взял маленькое изображение Лидеемы в образе богини.
— Показывай записи, — потребовал он.
Лимра быстро разложила перед ним тетрадки Завса. Как она и говорила, везде встречалось упоминание некой великой матери. И к тому же все записи советника зашифрованы витиеватыми эвфемизмами, в