– Да, зачем я пришел сегодня. Кроме того, чтобы повидать вас. Королева Кетриккен будет восстанавливать Сад Королевы. Тот, что на башне. Она упомянула, что хотела бы знать, как был устроен сад во времена королевы Констанции. Я подумал, что вы, возможно, могли бы вспомнить это для нее.

Пейшенс помедлила.

– Я действительно помню его. Очень хорошо. – Она некоторое время молчала, потом оживилась. – Я его нарисую тебе и все объясню. Тогда ты сможешь пойти к королеве.

Я посмотрел ей в глаза:

– Я думаю, что вам следует самой пойти к ней. Думаю, это доставит королеве очень большое удовольствие.

– Фитц, мне всегда было трудно с людьми, – ее голос дрогнул, – и я уверена, что она найдет меня странной. Скучной. Я не могу… – Она запнулась.

– Королева Кетриккен очень одинока, – сказал я тихо. – Ее окружают леди, но нет настоящих друзей. Когда-то вы были будущей королевой. Разве вы не помните, каково вам было?

– Полагаю, для нее это совсем иначе.

– Наверное, – согласился я и направился к двери. – Только в одном. У вас был внимательный, любящий муж. – У меня за спиной Пейшенс издала тихий удивленный звук. – И я не думаю, что принц Регал был тогда таким же… умным, как сейчас. И у вас есть Лейси, которая поддерживает вас. Да, леди Пейшенс. Я уверен, что для нее это совсем иначе. Гораздо труднее.

– Фитц Чивэл!

Я задержался у дверей:

– Да, моя леди?

– Повернись, когда с тобой разговаривают!

Я медленно повернулся, и она топнула на меня ногой:

– Это гадко с твоей стороны! Ты хочешь пристыдить меня! Думаешь, я не исполняю свой долг? Думаешь, я не знаю, в чем он состоит?

– Моя леди?

– Я пойду к ней завтра. И она подумает, что я странная, нескладная и взбалмошная. Я нагоню на нее скуку, и она будет жалеть, что я пришла. И тогда ты извинишься за то, что заставил меня это сделать.

– Уверен, что вы правы, моя леди.

– Оставь свои придворные штучки и убирайся. Ужасный мальчишка! – Она снова топнула ногой, потом резко повернулась и влетела в спальню.

Лейси держала для меня дверь, когда я уходил. Губы ее были поджаты, она выглядела подавленной.

– Ну? – спросил я ее, зная, что она хочет мне что-то сказать.

– Я думаю, что ты очень похож на своего отца, – едко заметила Лейси. – Разве что не такой упрямый. Он не сдавался так легко, как ты. – Она захлопнула за мной дверь.

Некоторое время я смотрел на закрытую дверь, потом пошел в свою комнату. Я знал, что должен переменить повязку на шее. Я поднялся на один этаж. Рука моя ныла, и я остановился на площадке. Некоторое время я смотрел на свечи, горящие в канделябрах, потом взобрался еще на один пролет.

Я стучал несколько минут. Желтый свет лился из щели под ее дверью, но когда я начал стучать, он внезапно погас. Я вытащил нож и попытался открыть замок в ее двери. Она сменила его. Кроме того, там, по-видимому, была щеколда, слишком тяжелая, чтобы кончик моего ножа мог ее поднять. Я сдался и ушел.

Вниз всегда легче, чем вверх. Особенно когда одна рука повреждена. Я смотрел вниз, на белое кружево волн, разбивающихся о скалы вдалеке. Ночной Волк оказался прав. Луна все-таки выбралась из-за туч. Я поскользнулся и зашипел от боли, потому что весь мой вес пришелся на поврежденную руку. Еще совсем немного, обещал я себе. Я спустился еще на два шага вниз.

Выступ окна Молли был ýже, чем я надеялся. Я держал намотанную на руку веревку, пытаясь устоять. Лезвие моего ножа легко вошло в зазор между ставнями. Они были очень плохо подогнаны. Верхний засов подался, и я начал работать над нижним, когда услышал ее голос изнутри:

– Если ты войдешь, я закричу. Придут стражники.

– Тогда лучше накрой для них стол, – ответил я мрачно и вернулся к своему занятию.

В одно мгновение Молли распахнула ставни. Она стояла в оконной раме, танцующий свет огня в очаге освещал ее сзади. Она была в ночной рубашке, но еще не заплела на ночь волосы. Они были распущенны и блестели. Она накинула на плечи шаль.

– Уходи, – свирепо сказала она. – Убирайся оттуда!

– Не могу, – сказал я, задыхаясь. – У меня нет сил влезть обратно, а веревка недостаточно длинная, чтобы спуститься до самого низа.

– Ты не можешь войти, – повторила она упрямо.

– Очень хорошо. – Я сел на подоконник, одна нога внутри, другая болтается за окном.

Ветер ворвался в комнату, играя с ночной рубашкой Молли и раздувая пламя в очаге. Я молчал. Спустя мгновение она начала дрожать.

– Чего ты хочешь? – спросила она сердито.

– Тебя. Я хотел сказать, что завтра я иду к королю просить разрешения жениться на тебе. – Эти слова вырвались у меня неожиданно. В какой-то головокружительный миг я почувствовал, что могу говорить и делать все, что угодно.

Молли некоторое время смотрела на меня. Голос ее прозвучал глухо, когда она сказала:

– А я не хочу за тебя замуж.

– Этого я не собирался ему говорить. – Я обнаружил, что улыбаюсь ей.

– Ты невыносим!

– Да. И очень замерз. Пожалуйста, дай мне по крайней мере войти и согреться.

Она не дала мне разрешения. Но от окна отошла. Я легко спрыгнул вниз, закрыл и запер ставни. Прошел через комнату, опустился на колени у очага и добавил дров, чтобы выгнать из комнаты остатки холода. Потом встал и протянул к огню руки. Молли не сказала ни слова. Она стояла, прямая как меч, скрестив руки на груди. Я посмотрел на нее и улыбнулся.

Она по-прежнему хмурилась.

– Ты должен уйти.

Я почувствовал, как моя улыбка гаснет.

– Молли, пожалуйста, просто поговори со мной. Когда мы последний раз виделись, мне казалось, что мы понимаем друг друга. Теперь ты не хочешь говорить со мной, ты отворачиваешься… Я не знаю, что изменилось, не понимаю, что происходит между нами.

– Ничего. – Она внезапно показалась очень хрупкой. – Ничего не происходит между нами. Ничего не может произойти между нами, Фитц Чивэл. – И это имя так странно звучало в ее устах. – У меня было время подумать. Если бы ты пришел ко мне вот так неделю или месяц назад, порывистый и улыбающийся, я знаю, что тогда бы сдалась. – она слабо улыбнулась. – Но ты не пришел. Ты был вежливым и благоразумным и все делал правильно. И как бы глупо это ни звучало, это обидело меня. Я сказала себе, что, если бы ты любил меня так сильно, как говорил, ничто – ни стены, ни правила поведения, ни репутация, ни этикет – не помешало бы тебе видеть меня. Та ночь, когда ты пришел, когда мы… но она ничего не изменила. Ты не вернулся.

– Но это было ради тебя, ради твоей репутации… – начал я в отчаянии.

– Замолчи. Я сама сказала, что это глупо. Но чувства не обязаны быть мудрыми. Они просто есть, и все. Твоя любовь ко мне не была мудрой, так же как и моя к тебе. Теперь я поняла это. И я пришла к мысли, что разум может пересилить чувства. – она вздохнула. – Я была так сердита, когда твой дядя впервые заговорил со мной. В такой ярости! Из-за него я решила, что ни за что не подчинюсь этому. Не уйду, что бы ни стояло между нами. Но я не камень, а ведь даже камень вода точит. Так и мои чувства разрушились бы от постоянно падающих холодных капель здравого смысла.