Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Московский городской суд вынес приговор Ольге Ивинской и ее дочери Ирине Емельяновой по делу о контрабанде, выразившейся в получении ими гонораров за зарубежные издания романа Б. Пастернака «Доктор Живаго»459.
О. Ивинская осуждена на 8 лет лишения свободы и отправлена в исправительную колонию на станции Невельская под Тайшетом460. Освобождена досрочно в октябре 1964 года. И. Емельянова осуждена на три года колонии, отбывала срок в Озерлаге Иркутской области и в Потьме (Мордовия). Освобождена в 1962 году.
6 января 1961 года за Ивинскую и Емельянову попытался вступиться Грэм Грин в телеграмме, адресованной секретарю правления СП СССР А. Суркову. Тот, разумеется, переслал эту телеграмму Н. С. Хрущеву с просьбой об указаниях и, в соответствии с этими указаниями, 19 января ответил Грину, что «дело Ивинской и ее дочери не имеет ни политической, ни литературной окраски. Они осуждены в открытом заседании461 Московского городского суда по уголовному делу за противозаконные контрабандные махинации с валютой. Семья Пастернака никакого отношения к этому делу не имеет» («А за мною шум погони…». С. 307–309)462. Кроме Грэма Грина, в освобождении Ивинской участвовали и другие люди на Западе. Это Жорж Нива, Ханц Шеве, прежде всего – сам Дж. Фельтринелли и многие другие. Они неоднократно выходили на связь с советским руководством и добились сокращения срока заключения Ивинской и Ирины Емельяновой.
Верховный суд РСФСР по протестам заместителя Генерального прокурора СССР соответственно 31 октября и 2 ноября 1988 года состоявшиеся в отношении Ивинской О. В. и Емельяновой И. И. решения отменил и уголовные дела прекратил за отсутствием в их действиях состава преступления (Огонек. 1989. № 3).
8 декабря. В «Литературной газете» подборка стихов Владимира Корнилова.
9 декабря. Заведующий Отделом культуры ЦК КПСС Д. А. Поликарпов направил в ЦК КПСС докладную записку под грифом «Секретно», где сказано:
Писатель В. Гроссман представил в журнал «Знамя» рукопись своего сочинения «Жизнь и судьба».
Это сочинение представляет собой сборник злобных измышлений о нашей действительности, грязной клеветы на советский общественный и государственный строй.
В интересах дела представляется необходимым, чтобы редколлегия журнала «Знамя», не ограничиваясь отклонением рукописи, провела с Гроссманом острый политический разговор. Необходимо также, чтобы в этом разговоре приняли участие руководители писательских организаций тт. Соболев, Марков, Щипачев. Важно, чтобы сами писатели дали понять Гроссману, что любые попытки распространения рукописи встретят непримиримое отношение к этому литературной общественности и самое суровое осуждение (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958–1964. С. 415).
10 декабря. В «Литературной газете» подборка стихов Фазиля Искандера.
19 декабря. На заседании редколлегии журнала «Знамя» с приглашением Г. Маркова, С. Сартакова и С. Щипачева от руководства СП СССР обсуждается рукопись романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». Сам В. Гроссман, сказавшись больным, на это заседание не пришел.
Вот, по сохранившейся стенограмме, некоторые из высказываний. В. Кожевников:
Грубые политические ошибки, враждебная направленность этого произведения вынудили нас обратиться к руководителям Союза писателей, чтобы откровенно и принципиально обсудить, как и почему произошла такая беда и даже, можно сказать, катастрофа с нашим товарищем по Союзу писателей (цит. по: Ю. Бит-Юнан, Д. Фельдман. Василий Гроссман. Литературная биография. С. 79)463.
Борис Галанов: Гроссман
талант художника употребил на выискивание и раздувание всего дурного и оскорбительного в жизни нашего общества и облике людей. Это искаженная антисоветская картина жизни. Между Советским государством и фашизмом по сути поставлен знак тождества. Роман для публикации неприемлем (Там же).
А. Кривицкий:
Невольно приходит на ум сравнение с романом Б. Пастернака «Доктор Живаго», который я читал и по поводу которого подписывал письмо группы членов редколлегии «Нового мира». И если идти в этом сравнении до конца, то, пожалуй, «Доктор Живаго» – просто вонючая фитюлька рядом с тем вредоносным действием, которое произвел бы роман В. Гроссмана (Там же. С. 80).
И снова В. Кожевников, главный редактор «Знамени»:
Мы хотели раскрыть глаза Гроссману чтобы он понял всю глубину своего падения. Мы хотели обратить его внимание на то, что его произведение может принести вред нашему обществу. Ему следует как можно дальше спрятать этот роман от посторонних глаз, принять меры к тому, чтобы он не ходил по рукам (Там же. С. 81).
После заседания В. Кожевников связался по телефону с В. Гроссманом и в присутствии участников обсуждения сообщил ему, что роман отклоняется как произведение идейно порочное. В. Кожевников настойчиво порекомендовал В. Гроссману изъять из обращения экземпляры рукописи своего романа и принять меры к тому, чтобы роман не попал во «вражеские руки» (Литературная Россия, 1988, 11 ноября).
В этот же день Корней Чуковский записывает в дневнике:
У Кожевникова – сердечный приступ. Из-за романа Вас. Гроссмана. Вас. Гроссман дал в «Знамя» роман (продолжение «Сталинградской битвы»), который нельзя напечатать. Это обвинительный акт против командиров, обвинение начальства в юдофобстве и т. д. Вадим Кожевников хотел тихо-мирно возвратить автору этот роман, объяснив, что печатать его невозможно464. Но в дело вмешался Д. А. Поликарпов – прочитал роман и разъярился. На Вадима Кожевникова это так подействовало, что у него без двух минут инфаркт (К. Чуковский. Т. 13. С. 305–306).