— Я не уверен, что это необходимо. Во всяком случае, я еще продолжаю с ним работать, ему есть что сказать, хотя, может быть, он уже все сказал к настоящему времени.

— Позвольте, позвольте, — внезапно оживился заместитель госсекретаря. — А не может он оказаться Парсифалем?

— Исключено.

— Почему?

— Потому что он искренен в своих заблуждениях. Он пребывает в состоянии вечной любви к своей родине и своему мундиру. Этот человек не предаст сам и никому не позволит передать русским даже унции пороха. Деккер не оригинален, но вполне искренен. Сомневаюсь, что даже Лубянка способна сломать его.

— Деккер... Надеюсь, вы его хорошо припрятали?

— Ему никуда не деться. Он дома под постоянной наружной охраной.

— Все, что вы рассказываете, выглядит полным безумием, — покачал головой Пирс и полез в карман. — Закурите? — предложил он, доставая сигареты и спички.

— Благодарю. Я уже выполнил свою ежедневную норму в пятьдесят штук.

Человек из госдепа чиркнул спичкой и поднес ее к сигарете. Ветер тут же задул неприкрытое пламя. Пирс зажег вторую, на сей раз спрятав огонек в ладонях, затянулся и тут же выдохнул. Пар изо рта смешался с клубом дыма.

— Сегодня на совещании, сообщил Пирс, я не совсем понял одну мысль посла Брукса. Он сказал, что сотрудник разведки из КГБ вступил с вами в контакт и высказывал предположение о существовании в Москве группы лиц, работавших вместе с Мэттиасом по обеспечению операции в Коста-Брава.

— Теперь мы знаем, что он имел в виду Парсифаля. Мэттиас был к тому времени уже ведомым. И Ростов, русского зовут Ростов, не предполагал, он знал точно. В Москве существует команда фанатиков — ветвь КГБ, которая называется ВКР — Военная контрразведка. По сравнению с ними наш Деккер выглядит невинным хиппи, одним из «детей цветов». Ростов пытается расколоть эту банду, и я от всего сердца желаю ему удачи. Это звучит нелепо, но нашей надеждой становится наш же убежденный противник.

— Что вы имеете в виду, употребляя слово «расколоть»?

— Выявить имена, выяснить, кто сделал это, и дать возможность более трезвым умам разобраться с этими людьми. Ростов — классный профессионал, он может добиться успеха, а если добьется, то найдет возможность сообщить мне.

— Неужели?

— Он уже предложил мне открытый контакт. Это произошло в аэропорту Кеннеди сразу после моего прилета из Парижа.

Вдали послышался шум автомобильного мотора. Пирс бросил сигарету, растер ее подошвой и спросил:

— Что, по вашему мнению, может дополнительно сообщить Деккер?

— Возможно, что ему приходилось разговаривать с Парсифалем, хотя сам он об этом не догадывается. Или с представителем Парсифаля. Во всяком случае, Деккеру всегда звонили домой, а это означает, что из двухсот тысяч телефонных разговоров нам предстоит выделить всего лишь несколько, сделанных в нужный отрезок времени.

— Почему не из двух миллионов?

— Потому что мы примерно знаем регион, откуда звонили.

— Не может быть!

— К завтрашнему дню мы будем знать гораздо больше. Когда вы вернетесь...

— Господин заместитель госсекретаря! Господин заместитель! — сквозь скрип тормозов раздался взволнованный голос. Джип с авиабазы замер в нескольких футах от них.

— Кто из вас, господа, заместитель госсекретаря Пирс? — воскликнул водитель.

— Кто сообщил вам мою фамилию? — ледяным тоном произнес дипломат.

— Экстренный телефонный вызов, сэр. Сказали, что звонят из вашего офиса в ООН и требуют немедленного соединения с вами.

— Русские! — выдохнул Пирс. Было заметно, что он серьезно встревожен. — Прошу прощения, я скоро вернусь.

Заместитель госсекретаря торопливо сел в джип и кивнул водителю, отрешенно уставившись в направлении ангара. Майкл поплотнее запахнул пальто и принялся от нечего делать изучать небольшой турбовинтовой самолет, стоящий в паре сотен футов от него. Левый двигатель работал; пилот постепенно увеличивал обороты. Через несколько секунд правый мотор кашлянул, и его винт тоже начал вращаться. Потом в поле зрения Хейвелока появился еще один джип, который остановился рядом с самолетом на том месте, где недавно стоял бензозаправщик. Прибыл специалист по сейфам. Ничто теперь не мешало отлету Пирса на остров Пул.

* * *

Артур Пирс вернулся через шесть минут. Выбравшись из открытой кабины, он жестом отпустил водителя.

— Так и есть, — пояснил он Майклу. — Это русские. Они требуют строго конфиденциальной встречи, без всяких протоколов и не позже завтрашнего утра. Я связался с их старшим советником и сказал, что с утра провожу собственное экстренное совещание с целью обсудить их странное поведение сегодня днем. Я добавил также, что у меня появилась дополнительная информация, которая может вызвать ураган телеграмм — ваше выражение! — между Нью-Йорком, их посольством в Вашингтоне и Москвой. При этом намекнул, что барабанить ботинком по пюпитру[73]в ООН теперь очередь другой стороны. — Заместитель государственного секретаря умолк, обратив внимание, что двигатели его самолета уже вовсю работают. Второй джип отъехал от трапа. — Мне пора. Специалист по сейфам уже прибыл. Вы знаете, нам потребуется не меньше трех часов для того, чтобы попасть в ту комнату. Вы не могли бы проводить меня к самолету?

— Разумеется. Как на ваши слова прореагировали русские?

— Крайне негативно, естественно. Они меня знают; они почувствовали, как вы сказали, «отвлекающий маневр». Мы договорились встретиться завтра вечером. — Пирс остановился и повернулся к Хейвелоку. — Умоляю, дайте мне к тому времени зеленый свет. Мне потребуются все аргументы, все оружие, которое может пригодиться. Среди прочего — и медицинское заключение о крайнем психологическом истощении Мэттиаса... Но, конечно, не то заключение психиатров, которое мне поручено доставить вам.

— О, я совсем запамятовал. Президент обещал передать его мне вчера, вернее, уже сегодня.

— Я привезу его. — Пирс двинулся к самолету. Майкл последовал за ним. — Теперь я понимаю, как это происходит.

— Что происходит?

— Один день сливается с другим. Вчера превращается в сегодня, сегодня в завтра... если, конечно, наступит это «завтра»... Одна бесконечно длинная, бессонная ночь...

— Да, — согласился Хейвелок, не зная, что еще добавить к сказанному.

— Сколько же недель вы ведете такую жизнь? — спросил Пирс.

— Значительно больше, чем следовало бы.

— О Боже!.. — Рев двигателей по мере приближения к самолету становился все громче. — Думаю, что мы выбрали самое лучшее место для беседы, — произнес Пирс, повышая голос, чтобы быть услышанным. — Никакой прибор не смог бы отфильтровать такой шум.