В приподнятом настроении, предвкушая встречу с семьей и родным городом, я улетел домой. Но моя радость уже не была столь полной и самозабвенной, как прежде. За прошедшие годы я лучше узнал людей и то, что творится вокруг, и жизнь больше не казалась мне светлой сказкой. Порой она была чудовищно несправедливой и необоснованно жестокой, и, несмотря на все усилия властей втиснуть ее в неестественные рамки коммунистической идеологии, она искаженно, криво и косо текла по собственному руслу. Не по этой ли причине я потерял Мари, потом Фаину, был оторван от родных, страдал, терпел… хотя иногда и не вполне покорно.

Эта власть и этот народ с его готовностью быть одновременно жертвой и палачом схожи, как братья-близнецы. Если кто-то нарушает абсурдные правила игры, выбивается из общей самозабвенно страдающей массы, его или уничтожают, или вышвыривают за борт. Приходится раздваиваться, жить во лжи – дома, среди друзей, быть нормальным, естественным человеком, в обществе играть ходульную роль то патриота, то коммуниста и принародно одобрять любую вздорную идею недалеких, косных руководителей страны.

* * *

Через три с половиной часа лета я был дома. Без моего отца, Мари и Рафы родной город показался совсем другим. Да и люди казались другими – более загорелыми, слишком сильно жестикулирующими, одним словом, не такими, какими я видел их в своих воспоминаниях.

Вместе с мамой и братом навестили могилу отца. Вся семья вместе…

– Пап, ты слышишь, я вернулся, – прошептал я. – Насовсем. Мы все здесь, с тобой.

Поехал повидать тетю Асмик – маму Рафы. Она встретила меня с тихой радостью. Как же она изменилась! Передо мной стояла худая страдающая старуха, живущая только воспоминаниями. Вся квартира была увешана фотографиями Рафы, начиная с детских лет и до последних его дней.

– Спасибо, сынок, что навестил. Все так внимательны ко мне – и родственники, и друзья… У меня к тебе просьба. Помнишь, у Рафы была подруга-спортсменка, ее звали Юля? Ходили слухи, что она родила от Рафы дочь. Я тогда не отнеслась к этому серьезно, а теперь жалею. Проверь, пожалуйста. Если это подтвердится, убеди Юлю переехать ко мне жить. Квартира большая, в центре города. Тем более Юля здесь училась – людей знает, работу найдет. А я за внучкой буду присматривать.

Обдумывая слова тети Асмик, отправился домой. От дома Рафы до моего двадцать минут пешком, но дорога проходит через самые оживленные улицы города, поэтому спустя три часа я еще не дошел до дома – на каждом шагу попадались знакомые, которые приглашали меня выпить кофе и поговорить.

– Давид, ты меня не узнал? – высокий молодой мужчина с внешностью Сиско Кида [63] , с татуировками на груди и руках, в яркой красно-белой сорочке с короткими рукавами и легких желтых мокасинах, с золотой цепью на шее и таким же браслетом на запястье левой руки, остановил меня и попытался обнять.

– Извини, красавчик, – отстранился я. – Что-то не припомню.

– Какие обиды, брат, мы же с тобой друзья детства! Я Эдик, сын Папина, молочного брата твоего отца.

– Эдик! Вот ты какой стал! Давно не виделись… кажется, со школы? Если не ошибаюсь, ты не то в Ленинграде, не то в Москве обосновался.

– В Москве. Работаю в Министерстве сельского хозяйства. Ну и так, по мелочи… имею собственное интересное дело. Потом при случае расскажу.

– Рад за тебя. Как родители? Передавай им привет. Слушай, прости, меня дома ждут. Еще увидимся!

– Ты, Дав, от меня не отмахивайся, я тебя все равно найду – живем-то рядом. К тому же у меня есть к тебе одно предложение.

Вокруг нас уже собралась небольшая толпа знакомых, в том числе и Рубик Втвт.

– Ребята, честно, домой пора. Я еще две недели здесь пробуду, со всеми увидимся! Эдик, о делах поговорим подробнее, когда встретимся. Пошли, Рубо.

– Кстати, Дав, – вспомнил по дороге Рубик, – на днях я на улице встретил Иветту, твою подругу. Помнишь, по твоей просьбе я ей пианино вез из Баку? Какая она красивая! Говорит, скоро выходит замуж за этого лысого взрослого мужика.

– А я думал, она уже замужем.

– Нет, пока нет. Она очень просила, если будешь в городе, дать ей знать.

– Нет, Рубо. Иветта осталась в прошлой жизни вместе с моей молодостью. Туда я уже не могу и не хочу возвращаться. Начну все сначала.

* * *

Дома уже были гости – мои тети, двоюродные сестры, другие родственники. За столом вспоминали отца, немножко поплакали. После ужина молодежь собралась в кабинете и на балконе. Все поздравляли меня с окончанием службы, одновременно удивляясь тому, что я, имея шанс занять неплохую должность в прокуратуре республики или в Москве, поступил в очную аспирантуру. Много спрашивали о Германии.

– Знаете, друзья, у меня такое впечатление, что я вернулся после взятия Рейхстага. Сравнительно тяжело мне было в Туле и Кокчетаве, а вот служить в Котбусе – одно удовольствие. Память о четырех членах семьи, погибших на войне, еще свежа, но должен вам сказать: немцы – чудесный народ! Я полюбил их за порядочность и добродушие, простоту, скромность, трудолюбие, а главное – за удивительную чистоплотность. Как бы мне хотелось, чтобы и армяне, и русские, и другие наши народы были такими, как они…

О Мари никто не заговаривал, но я понимал, что этот вопрос висит в воздухе, как грозовая туча. Пришла радостная и смущенная вниманием многочисленных гостей Тереза. Несмотря на значительные внешние отличия, иногда она очень напоминала Мари.

– Как я рада, что ты дома, Давид! Тебя сегодня видели в городе, вот я и примчалась сюда.

– Жаль, что твоя сестра относится ко мне не так, как ты, – невесело пошутил я.

– Знаешь, сегодня или завтра ночью Мари тебе позвонит и сообщит интересную новость. А еще одна новость у меня – в ноябре я выхожу замуж! Ты же мне брат и останешься им, несмотря ни на какие обстоятельства, понятно? Так что ты просто обязан присутствовать!

– Конечно, сестренка!

Интересно, о какой новости говорила Тереза? Вряд ли Мари объявит, что возвращается, ведь прошло уже больше трех лет. Она полностью освоилась в Париже, стала самостоятельной, судя по всему, уже и материальные проблемы решила. А может, и мужчину нашла, кто знает. До меня доходили слухи, что ювелир Дашян упорно добивается руки Мари и всячески помогает ее семье… Неприятно даже думать об этом. Две сестры, но какие они разные! Старшая, щедро одаренная красотой, женственностью и умом, не защитила свою любовь, оказалась непостоянной. А младшая, более простая, прислушалась к голосу сердца и, несомненно, будет счастлива. Возможно, Мари добьется благополучия и стабильности, но не сможет выкинуть из памяти молодые годы и первую любовь. Воспоминания будут мучить ее всю жизнь.

* * *

– Мама, уже поздно. Иди спать, скоро я тоже лягу.

– Нет, подожду. Хочу знать, что скажет Мари.