на его место вставила заурядный белый зуб. как у всех смертных; и я очень огорчился. Мне казалось, что, будь я ее расы и возраста, стоило бы жениться на ней, чтобы только каждый день видеть напротив себя за столом этот зуб в действии; мне было всего одиннадцать, и я не сомневался, что даже пища, которую этот зуб пережевывает, имеет особый вкус, что она особенно аппетитная.)

Мисс Реба снова повернулась к Буну.

— Что с тобой? С кабанами дрался?

— Засели в грязь по дороге. Мы на машине. Она тут, на улице стоит.

— Видела, — сказала мисс Реба. — Все мы видели. Только не вздумай вкручивать мне, будто она твоя. Говори прямо — ищет ее полиция или нет? Если ищет — убирай ее подальше. Мистер Бинфорд не любит, когда в доме толчется полиция. Я тоже.

— С машиной все в порядке, — сказал Бун.

— Смотри мне, — сказала мисс Реба. Она опять уставилась на меня. Потом сказала «Люций», просто так, вообще. — Жалко, что ты раньше не приехал. Мистер Бинфорд любит ребятишек. Все равно любит, даже когда сомнения начинают брать — стоит ли их любить, а уж после нынешней недели кого хочешь сомнения возьмут, если он не труп окостенелый. Но пока мистер Бинфорд еще только сомневается, вот он и решил в пользу Отиса, повел его сразу после обеда в зоологический сад. Люций тоже мог бы пойти. А впрочем, может, и хорошо, что не пошел. Если Отис продолжает подбавлять мистеру Бинфорду сомнений так же резво, как до обеда, то домой ему уже не вернуться, если, конечно, мистеру Бинфорду удастся заманить его поближе к клетке со львом или с тигром, чтобы те его сцапали, — если, конечно, льву или тигру захочется его сцапать, а уж проведи они неделю в одном доме с Отисом — им бы не захотелось. — Она все еще смотрела на меня. Потом сказала: — Люций, — просто так, вообще. Затем повернулась к Минни: — Ступай наверх, скажи всем, чтоб полчаса ванную не занимали. — Потом Буну: — У тебя есть во что переодеться?

— Есть, — сказал Бун.

— Тогда вымойся и переоденься, у нас приличный дом, не какой-нибудь притон. Минни, отведи их в Верину комнату. Вера гостит у родных в Падуке. — Она теперь обращалась к Буну, а может, к нам обоим. — Минни устроила Отиса на чердаке. Люций может сегодня тоже там переночевать.

Послышались шаги на лестнице, потом в коридоре и за дверью. На этот раз вошла крупная девушка. Я не хочу сказать — толстая, нет, крупная, как, скажем, Бун, но все равно молодая, совсем юная, с темными волосами и голубыми глазами. Лицо ее в первую минуту показалось мне некрасивым, но она вошла в комнату, уже глядя только на меня, и я понял, что неважно, какое там у нее лицо.

— Привет, детка, — сказал Бун.

Но она и внимания на него не обратила, они с мисс Ребой глядели на меня во все глаза.

— Теперь смотри, — сказала мисс Реба. — Люций, это мисс Коррн. — Я опять шаркнул ножкой. — Поняла, об чем я? — сказала мисс Реба. — Ты притащила сюда твоего племянничка для хорошего воспитания. Так вот — пусть получает. Ему-то, конечно, невдомек, что это такое и почему так надо делать. Но, может, он хоть обезьянничать с Люция научится. Ладно, — сказала она Буну. — Иди смывай грязищу.

— А может, Корри нам поможет, — сказал Бун. Он ухватил мисс Корри за руку. — Привет, детка, — повторил он.

— Тоже мне, вывозился, как болотная крыса, — сказала мисс Реба. — Я этого не потерплю, хоть в воскресенье-то пусть этот сволочной дом будет у меня как порядочный.

Минни отвела нас наверх, и показала комнату и ванную, и дала мыло и по полотенцу на брата, и вышла. Бун поставил саквояж на постель, и раскрыл его, и достал чистую рубашку и другие брюки. Брюки эти были у него на каждый день, но воскресные, что на нем, уже ни на какой день не годились, разве что после чистки керосином.

— Видишь? — сказал он. — Говорил я тебе? Ведь сколько я тебя уговаривал взять с собой хотя бы чистую рубашку.

— А у меня и эта нисколько не запачкалась, — сказал я.

— Все равно нужно иметь свежую, надо не надо, а после ванны полагается надевать свежую рубашку.

— А я и не собираюсь принимать ванну, — возразил я. — Я вчера в ванне мылся.

— Я тоже, — сказал Бун. — Но ты слышал, что сказала мисс Реба?

— Слышал, — ответил я. — А ты встречал таких женщин, которые бы не заставляли человека лезть в ванну?

— Поживешь в доме у мисс Ребы несколько часиков, так узнаешь про женщин кое-что еще: если тебе мисс Реба предлагает что-то сделать, самое лучшее сделать это, пока ты еще решаешь, будешь ты это делать или нет.

Он уже достал свои вторые брюки и рубашку. Не так уж будто и долго достать одну пару брюк и одну рубашку из одного саквояжа, но ему это, видно, далось с большим трудом, особенно оказалось трудно положить их после того, как он их вынул из саквояжа: он стоял, согнувшись над ним в три погибели, и при этом старался не глядеть на меня, держал рубашку в руке с озабоченным видом, решая, куда положить брюки, затем положил рубашку на постель, и снова взял брюки, и переложил их подальше, снова взял рубашку и перенес ее к брюкам, затем громко и основательно откашлялся и, подойдя к окну, распахнул его, и высунулся наружу, закрыл окно, и вернулся назад, к кровати, по-прежнему не глядя на меня и говоря при этом громко, как человек, который первым в рождественское утро поднимается к тебе в спальню и рассказывает, что ты получишь на елку, и, оказывается, это совсем не то, о чем ты просил Санта-Клауса.

— Просто уму непостижимо, как много человек может узнать, и за какое короткое время, о том, чего прежде знать не знал, и даже в мыслях не было, что захочет узнать, а уж тем более не думал, что оно пригодится на всю жизнь — в случае, если, конечно, он запомнит это и никогда не забудет. Взять, к примеру, тебя. Только подумай. Ведь вчера утром уехали, еще двух дней не прошло, а сколько ты узнал: и как водить машину, и как добраться до Мемфиса в такую даль, безо всякой железной дороги, и даже как выволочь машину из грязи. Так что когда ты вырастешь и заведешь собственную машину, ты не только уже будешь уметь