Бомбёжка ещё не закончилась, как Бусыгин закричал:

– Миша, мне срочно надо в политотдел дивизии! Добрось, прошу!

«Мы поехали. Немецкие артиллеристы тут же взяли нас в “вилку”. Один снаряд разорвался впереди, другой позади. Ну, думаю, следующий снаряд наш. Гляжу на Бусыгина, а на его лице ни один мускул не дрогнул. Только кричит: “Врёшь – не возьмёшь, гадюка!” Проскочили мы простреливаемое место…»

На искомом перекрёстке остановились. Бусыгин вышел из машины, снял каску и говорит:

– Давай, Миша, попрощаемся.

Обнялись.

7 октября немцы прорвались к Вязьме, окружив значительные силы советских войск: так появился Вяземский котёл. В этом котле оказались и Бусыгин, и Штительман, и Кац вместе со всей своей редакцией.

И 32-я армия, где служил Василий Кудашёв, оказалась в той же западне. 8 октября тяжело раненный Кудашёв попал в плен. Милый Вася, ненаглядный брат…

32-ю армию рассеют, уничтожат, пленят почти целиком. Шолохов до самого конца войны будет думать, что Кудашёв пропал без вести.

19-я армия, окружённая, держалась в страшных боях до 13 октября. На следующий день при попытке выхода из окружения командарм Лукин был тяжело ранен и в бессознательном состоянии взят в плен.

В одном из боёв Александр Бусыгин получил ранение в обе ноги. Он дополз до станкового пулемёта и прикрывал отход своих, пока его всего не изрешетили. В те же дни погибли Михаил Штительман и Григорий Кац. Штительману было 30, Кацу – 34, Бусыгину – 41. Всех их похоронили в братской могиле под Вязьмой.

Василий Кудашёв умрёт в плену 20 февраля 1944 года от туберкулёза лёгких – в 42 года. Генерала Лукина, оставшегося без ног, лично Андрей Власов будет уговаривать перейти на сторону фашистов. Тот откажется, сумеет выжить в плену и после войны вернётся на Родину.

Шолохов вышел, вырвался из Вяземского котла не просто в последний день, но в последние часы перед тем, как окружение замкнулось, хотя тогда он об этом, конечно, не знал: сел в редакционную машину и редакционный водитель его доставил, куда приказали.

Если б в той бомбёжке разбило и его машину – скорее всего, Шолохов остался бы там навсегда.

Но эту братскую могилу он миновал.

18 ноября 37-летний комиссар Дмитрий Лестев, искавший Шолохова в окопах на передовой и ругмя его ругавший, – получит осколочное ранение в висок и в тот же день умрёт.

Война взмахнула косой и за месяц с небольшим выкосила тех, кому Шолохов только что жал руку, с кем пел и поднимал тост за победу.

Артиллерийский полковник Николай Гросицкий пропал без вести. В декабре 1941-го, согласно документам, пропадёт без вести и генеральский повар – младший лейтенант Анатолий Яковлевич Недзельский. Но он – выживет. Спустя некоторое время, пройдя положенные проверки, Недзельский вернётся в строй. После войны он станет известным советским художником.

* * *

В московском метро к Шолохову подсел старый рабочий. Спросил:

– Товарищ полковой комиссар! Скажите, что же это происходит? Нам всё время говорили, что наши самолёты летают выше всех и дальше всех, что ни одна вражеская бомба не упадёт на нашу землю. А что мы видим сейчас? Немцы уже бомбят Москву. Что же это, сынок?

Шолохов поиграл желваками и не ответил.

В октябре немецкие войска группы армий «Юг» нанесли жесточайшее поражение войскам Южного фронта и овладели большей частью Донбасса. Ростов-на-Дону оказался под ударом.

На второй неделе октября Шолохов получил от Ортенберга краткосрочный отпуск и отправился к своим на Дон. В Вёшенской уже началась эвакуация. Загодя был создан партизанский отряд, командиром которого назначили шолоховского свояка – Владимира Шолохова. То посадить всё хотели, а теперь, пожалуйста: командуй партизанами, товарищ, ты у нас самый надёжный, и фамилия у тебя – подходящая.

Шолохову надо было срочно вывозить семью.

На семейном совете определяли, как быть. Анастасия Даниловна сказала, что хозяйство и дом не оставит: растащат, разграбят – а куда лошадей, куда скотину? Две коровы, две лошади, собак стая!

– Да и немцы окаянные, если не дай бог, дойдут – чего они сделают старухе? Езжайте без меня.

Всё, что представляло ценность, Шолохов закопал во дворе дома, в сарае в двух сундуках. В одном – диплом лауреата Сталинской премии, письма, в том числе переписка со Сталиным, автографы «Тихого Дона» и «Поднятой целины». В другом – домашний и кухонный скарб, дорогие подарки и кавказская шашка, оставшаяся после Петра Яковлевича Громославского.

12 октября пришёл Пётр Луговой – и на грузовых машинах тронулись в путь все домочадцы: 22 человека! Столько было на балансе у Шолохова.

В Николаевске – городке на левом берегу Волги, напротив Камышина, почти за двести километров от Сталинграда, – Шолохову предоставили квартиру, весь второй этаж двухэтажного здания бывшего радиокомитета.

Некоторое время он пробыл с семьёй. Провёл несколько встреч – с местными партийцами, с николаевскими школьниками, с курсантами военного училища. Был жёсток и откровенен: «Не ждите лёгкой и быстрой победы. Войны хватит на всех. Готовьтесь к тому, чтобы встретить её мужественно».

Затем через Камышин, где тоже встречался с партийным руководством, уехал по вызову на пароходе в Куйбышев – с 14 октября 1941 года Совинформбюро располагалось там. В Куйбышеве в это время были Эренбург, Панфёров, братья Валентин Катаев и Евгений Петров.

Прежний глава Совинформбюро, шолоховский знакомец драматург Афиногенов погиб 29 октября в Москве во время бомбёжки. На Старой площади был, в самом центре!

С Евгением Петровым при встрече уже обнимались. Ничего их до сих пор не связывало, но после выезда на передовую Петров был очарован Шолоховым. С удивлением рассказывал, как безупречно себя ведёт в любой ситуации этот вроде бы скромный и молчаливый казак, как несколькими словами предельно точно определяет характер или явление.

5 ноября Шолохов вернулся в станицу Вёшенскую, к матери. 6-го встретился с местными жителями в здании того самого колхозно-казачьего театра, что основал когда-то. Корреспондент ТАСС Степан Бондаренко вспоминал: «Движок, который раньше давал электрический свет жителям станицы и театру, не работал – не было горючего. В зале стоял полумрак. Две десятилинейные керосиновые лампы тускло освещали только сцену, с которой выступал Шолохов. Речь его теперь была сдержанной и строгой. Он говорил о героизме и самоотверженности советских воинов… Отмечал и неудачи, промахи наших военачальников и солдат».

И вдруг позволил себе сделать жёсткий вывод:

– Нам надо учиться у немцев воевать.

Партийные товарищи в первом ряду вздрогнули.

На другой день Шолохов позвал Бондаренко к себе в гости.

– Знаешь, – сказал, – кое-кому не понравилось моё вчерашнее выступление. Но разве я, русский писатель, могу говорить народу неправду? Немцы чуть ли не маршем движутся вперёд. Мы сдаём город за городом. Почему ж нам не поучиться у них? Пётр Первый не стыдился учиться у