Эти события чрезвычайно взволновали Дина, который был уверен, что они станут предвестниками скорых революционных изменений во всей Латинской Америке. Но особенно Дин переживал за Чили, где у власти по-прежнему оставался Пиночет и его хунта. Дин продолжал встречаться с чилийскими коммунистами, ведущими подпольную борьбу с пиночетовским режимом, и поэтому был в курсе самых последних событий в этой стране. После широкомасштабных репрессий, предпринятых пиночетовским режимом в 1976 году (тогда хунтой были уничтожены сразу три подпольных руководящих центра компартии), левые силы долго не могли оправиться. И только два года спустя наметились признаки активизации рабочего движения и нелегальной деятельности левых партий, первой из которых восстановила свою подпольную структуру компартия (во многом благодаря помощи соцстран в лице ГДР, ЧССР, Болгарии, Советского Союза, а также Кубы).

В самом конце июля Дин вновь отправился в Советский Союз, где ему предстояли необычные гастроли – по Байкало-Амурской магистрали. Как мы помним, в первый раз Дин должен был выступить там в феврале 1974 года, но тогда из этой затеи ничего не вышло – произошла досадная накладка, которая сорвала выступление Дина. На этот раз ничего подобного случиться не могло – Дин должен был совершить целое гастрольное турне по большому участку БАМа в рамках фестиваля «Огни магистрали» (этот музыкальный фестиваль стал проводиться несколько лет назад). Кроме этого, Дин собирался посетить Московский международный кинофестиваль, который должен был проходить аккурат в те самые дни, когда завершится его турне по БАМу.

В Москве Дин пробыл несколько дней, причем впервые жил не в своей любимой гостинице «Украина», не в «России», а в гостинице «Юность». 2 августа в ее конференц-зале Дин дал пресс-конференцию для советских журналистов, где рассказал о своих ближайших планах. Он сообщил, что вскоре отправится на БАМ, а пока репетирует концертную программу с популярным вокально-инструментальным ансамблем из Белоруссии «Верасы».

Этот коллектив появился на свет в начале 70-х. В 1974 году он стал лауреатом 5-го Всесоюзного конкурса артистов эстрады в Москве, после чего начались его успешные выступления на международных конкурсах. Так, в 1975 и 1977 годах «Верасы» участвовали в конкурсе политической песни в Финляндии, а в 1976 году выступили на фестивале «Алый мак» в болгарском городе Благоевграде. Именно там они и встретились с Дином Ридом, который был приглашен на тот фестиваль в качестве почетного гостя. Будучи покорен выступлением «Верасов», Дин нашел их руководителя Василия Раинчика и лично выразил ему свое восхищение. А когда фестиваль закончился, Дин и Раинчик дали друг другу слово продолжить знакомство уже на концертной эстраде во время совместных гастролей в Советском Союзе. Этого случая пришлось ждать несколько лет. И когда в начале 79-го Дин договаривался в ЦК ВЛКСМ о своих гастролях по БАМу, он вспомнил о Раинчике и пожелал, чтобы в этой поездке в качестве аккомпанирующего коллектива у него выступали именно «Верасы».

4 августа в компании с «Верасами», артисткой из Узбекистана Ларисой Кандаловой, переводчиком Олегом Смирновым и группой документалистов из телевизионного объединения «Экран», которые должны были запечатлеть это турне Дина на пленку и сделать документальный фильм, Дин вылетел в Иркутск. Когда прилетели, на аэродроме их встретили представители обкома комсомола и отвезли в гостиницу. Затем Дин отправился в экскурсию по городу: в частности, возложил цветы к Вечному огню у мемориала сибирякам, погибшим в Великую Отечественную войну.

После этого Дин нанес визит в обком партии, где его принял заведующий отделом зарубежных связей Борис Недашковский. Разговор носил скорее официальный характер, чем дружеский. Хозяин кабинета рассказ об истории БАМа, о том, что эта ударная комсомольская стройка сумела мобилизовать тысячи молодых советских людей. Дин все это прекрасно знал, хотя знал и другое – что к концу 70-х этот энтузиазм уже заметно поубавился. Юрий Купцов, который весной 74-го от ЦК ВЛКСМ был в первом бамовском десанте, рассказывал ему, что это было грандиозное событие: бамовцев провожали как героев. О них писали в газетах, показывали по телевидению, слагали песни и стихи.

– И они заслуживали это, – с гордостью говорил Юрий. – Ведь условия для работы у первых бамовцев были ужасные. На улице мороз минус 60 градусов, а они жили в палатках, которые обогревались только маленькими печками-«буржуйками». Утром они просыпались с волосами, покрытыми инеем, а потом весь день работали – рубили вековую тайгу бензопилами «Дружба». Они были героями, хотя бардака тогда тоже хватало. Часть ценнейшего леса приходилось сжигать, потому что с ним некогда было возиться – надо было сдавать участки трассы к юбилейным датам: то к дню рождения Ленина, то к майским праздникам. И тогда столько леса пропало, что вспоминать стыдно. Мы в Москве знали об этом, но поделать ничего не могли – отчетность была прежде всего. Я помню, в те дни японцы обратились к нам с просьбой продать им вырубленный лес, причем обещали увезти все сами. Но мы не дали им ни щепки – не хотели помогать капиталистам.

– А много ли платят людям, которые едут на БАМ? – поинтересовался Дин.

– Намекаешь на то, что их гонит туда корысть? Не спорю, много там и таких, кто едет прежде всего за «длинным рублем». Есть у нас одна хорошая песня из 60-х про романтиков, которые едут в тайгу «за туманом и за запахом тайги». Правда, хорошая метафора? Так вот сегодняшние циники поют ее уже иначе: «А я еду за деньгами, за туманом едут только дураки». На БАМе и в самом деле хорошо платят: по 500–700 рублей, в то время как средняя зарплата по Союзу составляет 120 рублей. Плюс еще там выдают талоны на разный дефицит: автомобили, мебель, ковры. Однако не стоит думать, что корысть – главная составляющая этой грандиозной стройки. На ней все равно далеко не уедешь, поскольку условия работы там по-настоящему тяжелые: люди вкалывают с утра до ночи как проклятые. И те, кто приезжает туда исключительно за деньгами, выдерживают от силы месяц или два.

В течение всех этих лет, пока шло строительство, наша пропаганда не оставляла БАМ своим вниманием – регулярно оповещала народ о каждом пройденном километре, – продолжал свой рассказ Юрий. – И хотя восторженных эпитетов при этом не жалелось, однако с каждым годом реакция народа на эти события становилась все хуже и хуже. Изменилась ситуация в стране, и трудовые подвиги бамовцев – впрочем, как и любых других строителей, работавших на «ударных стройках коммунизма», – уже не вдохновляли людей на подвиги. А все потому, что слишком разителен контраст: во главе страны стоят немощные старцы, а все плакаты и транспаранты призывают страну идти вперед. Вперед куда – за старцами?

Дин слушал монолог Юрия и испытывал такие же смешанные чувства, что и он. Ему было радостно от того, что в этой великой стране все-таки находятся тысячи молодых людей, которые готовы ехать за тридевять земель и рубить вековой лес в тяжелейших погодных и бытовых условиях, и в то же время было грустно, что руководство страны так бездарно разбазаривает их героический энтузиазм. И своей поездкой Дин собирался отдать дань уважения именно бамовцам, а не кремлевским руководителям, как считали многие его недоброжелатели. «Опять этот американец решил выеб….я!» – злословила творческая интеллигенция Советского Союза, которая в конце 70-х ни на какие БАМы уже не ездила, а просиживала штаны на своих кухнях в яростных спорах о пользе «самиздата» и той фиги в кармане, которую она регулярно показывала советской власти.