Позже выяснилось, что он был братом великого вождя брюле-сиу Пятнистый Хвост. Участником другой истории стал кроу Два Леггина: «Когда они (пиеганы. – Авт.) отступили, чтобы перезарядить ружья, я с боевым кличем выскочил вперед. Один из них приотстал, и я выстрелил ему в спину, попав в плечо. Он дотянулся до стрелы рукой, вырвал ее, сломал и бросил наземь, а затем выхватил нож и побежал ко мне. Отскочив в сторону, я выстрелил ему в грудь. Пиеган снова вырвал стрелу, сломал ее и выкинул. Я пытался держаться подальше от него и выпустил третью стрелу, попав ему в живот. Он зарычал, но, сломав и эту стрелу, сделал мне знак, чтобы я уходил. Я знаками показал, что собираюсь убить его. Тогда противник предложил мне подойти ближе, чтобы он мог драться со мной ножом, но я ответил отказом. Пиеган уже был полуживым, и опасаться его причин не было… Он попытался увернуться от моей следующей стрелы, но она вонзилась в его грудь так, что наконечник вышел из спины. Кровь хлестала из его рта и носа, пока он шел по направлению к своим. Я выстрелил еще раз, пиеган споткнулся, упал и через мгновение умер. Я скальпировал его и привязал волосы к своему луку». Позже к Двум Леггинам присоединились остальные воины кроу. Они содрали с головы мертвого пиегана остатки скальпа и усеяли его труп стрелами. Данный случай интересен еще и тем, что потом кроу обернули тело в бизонью накидку и водрузили его на скалу – так они выразили свое восхищение храбростью врага.

Живучесть краснокожих была поразительна. Помощь раненому оказывали при первой возможности. Кроу упоминали любопытный случай, когда один из воинов был ранен во время рейда: «Пуля пробила ему живот, и кишки стали вываливаться наружу. Тогда его друзья взяли иглу и сухожилиями зашили ему живот». Один боевой офицер отмечал: «Воля к жизни у краснокожего и количество ранений от пуль, которые он способен выдержать, указывают на наличие у него такой притуплённой нервной системы, которая бывает скорее у диких зверей, чем у людей. Удар пули обычно парализует так много нервных окончаний и мышц у белого человека, что сбивает его на землю, даже если пуля не задевает при этом жизненно важных органов. Индеец же не обращает на такие раны внимания, и, чтобы он упал, пуля должна войти ему в мозг, сердце или перебить позвоночник. Я сам видел, как индеец не остановился, когда две пули пробили его тело в 2–3 см от позвоночника, но он лишь перешел с бега на величавый шаг». Другой американец, проживший среди индейцев много лет, писал по этому поводу: «Индейцы получают опасные ранения, даже смертельные, и все же поправляются. Несколько лет назад ассинибойн был окружен тремя черноногими… три врага выстрелили в него, и все три пули попали в цель. Одна сломала бедро, вторая – голень другой ноги, а третья пробила живот и вышла навылет около почки и позвоночника. Черноногие бросились к нему, намереваясь скальпировать, провели ножом по голове и частично отодрали скальп, но ассинибойн продолжал яростно отбиваться. Тогда черноногие ударили его сверху длинным копьем. Наконечник вонзился несчастному под ключицу и вошел под правые ребра сантиметров на тридцать. Потом несколько раз пронзили его тело ножами. Сопротивляясь, ассинибойн сумел выхватить копье из рук черноногого и, тыча им в противников, вынудил их отступить на несколько шагов. Тем временем люди в лагере, услышав выстрелы и подозревая худшее, бросились на выручку. Враги бежали, а ассинибойны отнесли раненого в его палатку. Спустя несколько дней лагерь кочевал мимо форта, и я видел раненого. Он пребывал в столь плачевном состоянии, что нельзя было ожидать ничего иного, кроме его смерти. Погода стояла чрезвычайно жаркая, раны его стали фиолетового цвета, дурно воняли и имели все признаки гангрены. Лагерь откочевал, и спустя некоторое время раненый поправился. Наполовину отодранный скальп поместили на место, и он снова прижился… Этот человек все еще жив и… теперь соплеменники зовут его Тот, Кто Получил Много Ран».

Раненый воин всегда старался покинуть поле боя, но если это было невозможно, мог притвориться убитым. Пауни Путешествующий Медведь, раненный во время крупного сражения, был принят индейцем сиу за убитого. Когда тот наклонился, чтобы скальпировать мертвеца, пауни неожиданно обхватил его руками за шею, вырвал нож и зарезал, после чего благополучно скрылся. Хуан Гальван, в середине XIX века являвшийся одним из лучших разведчиков на Южных равнинах, рассказал, как выстрелил в команча, который мгновением раньше разрядил в него свое ружье. Индеец со стоном упал, на землю. Посчитав, что воин смертельно ранен, Гальван бросился дальше. Когда он отбежал от него метров на сто, команч вскочил на ноги, ударил себя по груди и закричал по-испански: «Ничего, ничего, ничего! Хорошо, хорошо, хорошо!» В тот же момент индеец выстрелил. Неизвестно, был ли воин ранен на самом деле, но мертвым он притворился, чтобы спокойно перезарядить ружье! По словам Доджа: «Многие белые люди были отправлены в свой последний путь, неосторожно подойдя к якобы мертвому индейцу».

Если был ранен верховой воин, он удерживался на лошади, обмотав вокруг ее туловища волосяную веревку. Иногда он подсовывал под эту веревку ноги, туго обматывая бедра. Гамильтон писал.: «Во время боя они могут лежать на боку лошади, а при ранении остаются верхом, пока не минует опасность». Индейцы не считали проявлением трусости, если раненый поворачивал коня и старался выехать в безопасное место. Даже если противнику удавалось ранить его во время рукопашной схватки, он мог попытаться бежать.

Попавшего в плен раненого противника враги либо убивали сразу, либо мучили до смерти, иногда сжигая на медленном огне.

Когда погибал или был ранен соплеменник, его друзья прилагали все усилия, чтобы вывезти тело и доставить его в безопасное место. Это было весьма рискованным делом, поскольку враги тоже старались добраться до него, обстреливая и атакуя со всей возможной яростью. Их целью было посчитать на теле «ку» и скальпировать. Индейцы яростно и отчаянно сражались, пытаясь спасти тело погибшего соплеменника до того момента, пока он не скальпирован. Если же врагам удавалось захватить его скальп, они оставляли попытки и бросали тело на поле боя, даже не трогая его. Но пока врагам не удавалось добраться до тела, соплеменники старались вывезти с поля боя тела раненых и погибших товарищей. Именно из-за этого практически никогда не были известны точные потери со стороны индейцев. Честные офицеры сообщали, в своих рапортах: «Потери индейцев неизвестны, но мы видели, как несколько воинов было сбито с лошадей». Менее правдивые указывали сотни убитых «доблестными солдатами» краснокожих там, где в действительности погибала всего пара воинов.

Петтис, ставший свидетелем спасения команча, под которым была подстрелена лошадь, и от удара о землю он потерял сознание, писал: «Как только он ударился о землю… к нему с разных сторон подскакали два оказавшихся поблизости индейца, свесились с лошадей, подхватили его за руки и волоком вывезли с поля боя, несмотря на град пуль, которым их одаривали наши солдаты. Индейцы всегда вывозят из боя своих убитых и раненых таким образом». Индейцы мчались на полной скорости и, одновременно наклонившись, подхватывали раненого или убитого соплеменника и, соединив усилия, рывком перебрасывали тело на лошадь одного из всадников. Некоторые воины могли в одиночку на полной скорости подхватить с земли тело очень тяжелого человека и забросить его поперек своей лошади. Иногда на тело набрасывали лассо и тащили за собой. Под шквальным огнем индеец подползал к погибшему соплеменнику, привязывал к его ноге длинную веревку, быстро убегал, а затем вытягивал тело в безопасное место.