Я напомнил сестре, что за Люком охотятся со специально натасканными собаками. Вряд ли псы не учуяли бы его основной лагерь.

— Значит, должно существовать такое место, информации о котором у них нет, — не сдавалась Саванна. — Место, известное только Люку.

— Пойми, Саванна, Люка ищут профессионалы своего дела. Они изучили все места, доступные Люку. Возможно даже, у военных есть более подробные карты, чем наша.

— Тогда почему они до сих пор не нашли его? — удивилась сестра.

— Потому что он умеет хорошо прятаться, — ответил я, продолжая глядеть на карту.

— А может, Люк находится в том месте, о котором ты мне рассказывал в колледже? — предположила Салли. — Твой отец еще любил там рыбачить.

— Остров Болотной Курочки![211]— одновременно воскликнули мы с Саванной.

Мальчишкой мой отец охотился на болотных курочек в верховьях реки Эстилл. Во время прилива вода покрывала прибрежные болота, и тогда по ним можно было проходить на плоскодонной лодке. Как-то отец с приятелем плыли на плоскодонке между болотных кочек, вспугивая болотных курочек. Отец подстрелил не менее дюжины этих птиц, когда вдруг заметил низкорослые деревья. Неужели остров среди болота? Ребята погребли туда. А прилив начал спадать. Им едва удалось прибиться к острову, как вода ушла. Оставалось ждать следующего прилива. Не тащить же лодку по топкому болоту! До ближайшего жилья было тринадцать миль. Вот так случайно мальчишки наткнулись на тайну, способную привязать к себе и наполнить восторгом детские сердца. Вряд ли этот островок был нанесен на карты. На четверти акра земли росли несколько тощих пальм и длинный, напоминающий веретено дуб. Ребятам особенно нравилось, что их пристанище было надежно спрятано среди болот и практически незаметно ни с суши, ни с реки. Первооткрыватели ощипали добытую дичь и положили вымокать в соленой воде. Затем поставили палатку, разожгли костер и принялись томить лук на беконном жире. Обваляв вымоченных курочек в муке, отец и его дружок жарили их на огне, пока те не покрылись коричневой корочкой. Тогда в сковородку добавили воды, и курочки плавали среди шипящих пузырьков, где их мясо становилось нежнее и вкуснее. Пока готовилась дичь, мальчишки подкреплялись моллюсками, которых ели сырыми. Оба были уверены, что открыли такое место, куда не ступала нога человека. Недолго думая, они объявили остров своим и дали ему название: остров Болотной Курочки. На коре дуба они вырезали свои имена.

Уже после того, как Толита оставила мужа с сыном и уехала в Атланту, мой отец сбежал из дома. Друзья нашли его на острове Болотной Курочки, где он сидел и плакал по бросившей его матери…

Весной, когда кобии и сельди спешили на нерест, отец на неделю рвал связи с внешним миром и отправлялся в свой заповедный уголок ловить рыбу и крабов и ночевать под открытым небом. Нам с Саванной было по семь лет, когда отец впервые взял нас и Люка на свою островную рыбалку. К тому времени он построил на острове небольшую хижину, укрывавшую от дождя. Помнится, тогда я поймал на живого угря тридцатифунтовую кобию, затем мы ставили жаберную сеть на сельдей. Целую неделю мы питались нежным мясом кобии, зажаренным на медленном огне, и икрой сельдей, которую намазывали на толстые ломти бекона. Всякий раз, когда я думал об отцовских побегах, я вспоминал то рыбное пиршество и его смех, когда мы плыли по топкому болоту и прилив гнал нас к суше, чтобы вскоре отрезать от всего мира… Потом отец обнаружил, что в его святилище наведываются и другие рыбаки. Ежегодные отцовские паломничества на остров Болотной Курочки прекратились. Место, переставшее быть тайным, утратило свой магический ореол, а с ним и свою ценность. Открывшись чужакам, остров Болотной Курочки предал своего первооткрывателя. Сообразно постулатам отцовской философии, неприкосновенность места можно нарушить лишь однажды. Больше отец туда не плавал. Искренняя отцовская разочарованность передалась и нам — у нас не возникало желания навестить остров самостоятельно.

Но мы с Саванной понимали: можно всю жизнь прожить в округе Коллетон, можно рыбачить и ловить крабов в самых потаенных речках и ручьях и даже не подозревать, что в центре громадного солончакового болота, словно сердцевидный сапфир, находится кусочек земли. О его существовании знали только мы вчетвером да те безымянные рыбаки, осквернившие своим появлением отцовскую святыню.

В реальности полоса болот занимала тридцать миль. На карте она была куда компактней. Я пометил крестиком место, где, по моим представлениям, должен находиться остров Болотной Курочки. Конечно, преувеличение называть островом клочок суши, который чудом пощадило наступавшее болото.

Вечером, за пару дней до отплытия в Коллетон, я почитал дочерям сказку и уложил их спать. Салли отправилась в больницу на ночное дежурство. Мы с Саванной взяли по бокалу с коктейлем и уселись на крыльце. На противоположной стороне гавани перемигивались огни Чарлстона, скрытые легкой дымкой. В тот день приходила мать и осталась ужинать, сделав обстановку в доме невыносимой. Во всем, что случилось с Люком, она почему-то винила отца и нас. Рис Ньюбери пообещал нанять лучших в штате адвокатов и помочь Люку выпутаться. Саванна заявила матери, что сам Люк об этом не просил и может не принять щедрости отчима. Мать это просто взбесило. Она так и не поняла, насколько Рис Ньюбери преуспел в тайном искусстве плетения интриг и как умел унижать своей добротой. Мать уехала в слезах, да и у нас с сестрой на душе было довольно паршиво.

— Что бы ни случилось с Люком, самой трагической фигурой во всей этой истории будет наша мама, — заключила Саванна, вглядываясь в темные очертания форта Самтер.

— Она этого заслуживает. Ее послушать, мы втроем плохие, а она — святая.

— Ты не знаешь, до чего трудно быть женщиной, — вдруг накинулась на меня Саванна. — После тягот, какие были у нашей матери, я рада за нее.

— Тогда почему тебя всю перекашивает от ненависти, когда она оказывается рядом? Почему не скажешь ей ни одного доброго слова? Пусть хоть с тобой мать почувствует, что ее любят.

— Если у женщины хватает сил ненавидеть свою мать — это естественный закон и признак душевного здоровья. Мой психоаналитик утверждает, что это важная стадия, и я обязательно должна ее тщательно проработать.

— Твой психоаналитик! — не выдержал я. — У скольких придурков всех сортов и завихрений ты перебывала с тех пор, как уехала из Южной Каролины?

— Том, я пытаюсь стабилизировать свою жизнь, — пояснила задетая моими словами Саванна. — Ты не имеешь права вторгаться в этот процесс.

— Интересно, в Нью-Йорке найдется хотя бы один человек, который обходится без психоаналитиков, психиатров и прочей психошушеры? Наверное, только какой-нибудь провинциальный недотепа, очутившийся в аэропорту Ла Гуардиа между двумя рейсами. У него просто не хватает времени сгонять на Манхэттен и проторчать пятьдесят минут на кушетке психоаналитика.

— Тебе, Том, психоаналитик нужен больше, чем кому-либо, — заметила Саванна. — Слышал бы ты сейчас свой голос. Сплошные сердитые интонации.