Люк призывал граждан создавать нечто вроде ополчения и патрулировать границы Коллетона, следя за просачиванием федеральных агентов. Добровольцам предписывалось проникать на территорию нового штата поодиночке, с зелеными нарукавными повязками, и повсеместно создавать форпосты и посты наблюдения за противником. Когда в лесах и болотах соберется достаточное число добровольцев, Люк обещал вступить с ними в контакт и начать совместные действия уже как армия. Пока что каждому мужчине и женщине предлагалось самостоятельно вести партизанскую войну с федералами, не допуская поступления материалов для строительства и всячески тормозя его ход.

Обращение Люка стало новостью номер один по всему штату. Газеты напечатали его на первых полосах. Статья сопровождалась двумя старыми фотографиями. На одной из них были запечатлены мы с Люком после победы школьной команды в чемпионате штата. Мы улыбались во весь рот, высоко подняв заветный кубок. Со второго снимка улыбалась Саванна. Это фото газетчики позаимствовали с обложки ее книги «Дочь ловца креветок». Национальная гвардия получила приказ взять под усиленный контроль все мосты, соединяющие Коллетон с внешним миром. Немедленно начались работы по восстановлению разрушенных мостов и железнодорожных веток. Стройплощадки также получили дополнительную охрану. Был выдан ордер на арест Люка. После газетных публикаций мне пришлось встречаться едва ли не со всеми полицейскими чинами Южной Каролины. Брата считали хорошо вооруженным, опасным и, вероятно, психически больным. После его «манифеста» в нескольких крупных изданиях появились истеричные передовицы. Цитировались слова сенатора Эрнеста Холлингса из его интервью газете «Чарлстон ньюс энд курир»: «Этот парень, возможно, и чокнутый, но взрывать он умеет». Сообщество «Каппа-Альфа» Университета Южной Каролины провело «зеленоповязочную акцию», собирая деньги для детей-инвалидов. Кто-то прислал письмо редактору газеты «Колумбия стейт», в котором Люк Винго был назван «последним великим южнокаролинцем».

Спустя три недели после заявления Люка возле главной стройплощадки «Коллетонского речного проекта» был задержан семидесятилетний Люциус Татл, в прошлом — охотник на пушных зверей. «Чарлстон ньюс энд курир» ограничилась краткой заметкой об инциденте, не сообщив, что на рукаве арестованного была зеленая повязка и что двадцати охранникам не удавалось схватить Татла до тех пор, пока у него не кончились винтовочные патроны. Десять женщин (все — активистки движения «Женщины за мир»[206]) легли под колеса автобуса с рабочими, направлявшегося в Коллетон. У всех были зеленые нарукавные повязки. По дороге в полицию женщины скандировали: «Довольно бомб!»

В консервативных кругах штата Люка считали убийцей и сумасшедшим. Но у брата нашлись и сторонники, хотя их было немного. Для этих людей Люк был примером радикального защитника окружающей среды, дающего единственный и здравый ответ на чудовищные прихоти ядерной эры. В тот самый момент, когда отношение к мятежу Люка начало меняться, федеральное правительство всерьез решило положить конец войне одиночки с государством. Своими дерзкими акциями Люк демонстрировал мастерство и смекалку. Бунтарь-псих, не умеющий мыслить стратегически, ни за что не смог бы подорвать шесть мостов. Но власти опасались не столько нападений, сколько того, что Люк Винго в глазах общественного мнения может превратиться в некий символ неповиновения и тем самым существенно повредит «Коллетонскому речному проекту». В округ Коллетон направили агентов ФБР, а также спецназ из Форт-Брэгга[207], обученный борьбе с мятежниками и террористами. Начались регулярные ночные облеты островов. Люк понимал: за него взялись, и взялись очень серьезно, а это означало, что времени у него остается не так уж много. Над болотами кружили вертолеты. Береговая охрана увеличила число патрульных катеров на реке Коллетон. Все это было определенным знаком уважения, признания Люка серьезным противником. Он тоже высоко оценил подготовленность тех, перед кем была поставлена задача схватить и арестовать его. Они превосходили численностью и располагали куда большими возможностями, чем мой брат. И все же Люк обладал одним неоспоримым преимуществом — превосходным знанием местности. Никакие карты не могли компенсировать его многолетний опыт.

Я научился распознавать агентов ФБР на расстоянии. Я замечал их, когда они еще находились от меня ярдов за сто, и практически никогда не ошибался. Их приметы были столь же характерны, как окраска гремучей змеи. Все эти бравые парни явно начитались книг и насмотрелись фильмов, прославляющих фантастическое могущество их организации, которая, видимо, поощряла чтение и просмотр подобной муры. Мне же всегда были противны квадратные челюсти, стальные рукопожатия и манеры, имитирующие стиль второсортных актеров. Все эти люди носили одинаковые невыразительные костюмы; у меня возникало ощущение, что они посещают одни и те же дешевые магазины мужской одежды и особо не мучаются с выбором фасона. Наиболее впечатляющей частью их имиджа были значки, свидетельствующие о принадлежности к ФБР. Пока Люк скрывался в лесах Коллетона, мне пришлось говорить не менее чем с дюжиной таких ребят. Удовольствие от бесед с ними было ниже среднего. Я вел себя весьма недружелюбно, понимая, что кто-то из этих молодцов однажды может убить моего брата. Они считали мое поведение вполне понятной защитной реакцией.

Партизанская война Люка длилась уже почти год, когда в борьбу с ним включился некто Дж. Уильям Ковингтон. Впервые я встретился с ним весной на футбольной тренировке. Я как раз выстраивал новую стратегию командной игры с целью полнее использовать возможности мальчишки-квотербека, умеющего стремительно бегать и столь же стремительно передавать. На занятии мне помогал Боб Маркс — недавний выпускник «Цитадели»[208]. Основная часть уже закончилась, и сейчас мальчишки соревновались в забегах на скорость, сопротивляясь весеннему ветру. Вот тогда-то Боб и заметил припаркованный неподалеку «шевроле» казенного вида, внутри которого сидел очередной фэбээровец.

Боб кивнул в сторону автомобиля.

— Опять им что-то от тебя нужно.

— Клятвенно пообещаю этому парню, что на следующий год уплачу все налоги, — отшутился я и направился к машине.

Увидев меня, агент выбрался из салона. Про таких, как он, говорят: типичный представитель. Даже если бы он танцевал совершенно голым на лугу, усыпанном лилиями, он и тогда бы производил впечатление агента ФБР.

— Прошу прощения, сэр, — обратился я к нему. — Мы не позволяем кришнаитам распространять свою литературу у нас на футбольном поле. А если вы случайно приняли его за взлетное, то аэропорт находится в пятнадцати милях к западу отсюда.